Охота на охотника
Шрифт:
– А еще, полагаю, император будет рад вас принять. Как думаете, он сумеет понять, что вы убили его брата?
Старуха вздрогнула.
– Сумеет, - сделал вывод Димитрий.
– А раз так, может, объясните убогому, зачем вы это сделали? Ваш муж вас любил.
– Свою семью он любил больше.
Она моргнула, избавляясь от бельм. Синие глаза глядели прямо и были ярки.
– А ты мне не грози... мне немного осталось, - она закашлялась и прижала к губам мятый платок, на котором проступили темные кровяные пятна.
– Не боюсь я ни каторги, ни...
–
– Я эти стены ненавижу...
– Другие найдем, - миролюбиво предложил Димитрий.
По-хорошему следовало бы отвезти старуху в допросную, а то и вовсе запереть в подвалах, доложившись императору. Пусть он ее спрашивает, только с нее станется играть в несчастную, ума лишившуюся, а таких не судят.
Он опустился на грязноватую лавку и развернул кресло, чтобы видеть лицо.
Из некрасивой женщины и старуха вышла так себе. Потемневшая кожа обтягивала нижнюю челюсть, на щеках собираясь мелкими складочками. Она сползала со лба, нависая над глазами, и казалось, что того и гляди скроет эти самые глаза, лишивши старуху зрения.
– Не нравлюсь?
– а вот зубы сохранились все, белые, прямые...
– Фарфор?
– Димитрий постучал по собственному клыку.
– Уж больно хороши...
– Самый умный?
Старуха обиделась.
– Да нет... но просто любопытно, кто делал. Уж больно мастерская работа...
– Затокин, - не стала скрывать она.
– Когда-то мы друг другу весьма симпатизировали. Ему на редкость не повезло с женой.
– Почему это?
Она привстала, опираясь на подлокотник кресла, махнула рукой, требуя помочь немедля. И во всей ее фигуре ныне проступила эта давешняя привычка приказывать.
– Она всегда была на редкость занудным созданием... как же... целительница урожденная, древней фамилии... а он простого рода. Ему поддержка требовалась, которую он и получил. Что до остального... не ей с его характером справляться. Корова, даром, что хороших кровей.
Старуха хохотнула неожиданно баском.
– Что вы на меня глядите этак, с укором? Говорю же, мы были когда-то в близких отношениях. А многие мужчины почему-то обожают любовницам на жен жаловаться.
– Значит, любовник?
– Завидуете?
– Кому?
– уточнил Димитрий, помогая старухе устроиться в беседке. Здесь было сыровато, гниловато и неуютно.
– Не важно... со стороны их брак казался вполне себе светским. Жена сидит в поместье, муж делает карьеру...
– Не думаю, что это важно...
– Отчего же... вы знаете, что мятеж вспыхнул не из-за голода, как ныне полагают, а из-за черной лихорадки. Нижний город, где селится всякий человеческий мусор. Затокин частенько в нем бывал, говорил, что только там можно найти что-то по-настоящему интересное. К слову, он весьма сочувствовал революционерам...
– Ему это не помогло, - в душе появилось нехорошее такое предчувствие.
– Не все братья знали о роли, которую сыграл Затокин, да и... не они его убили.
–
– Таровицкий. Впрочем, вряд ли он знал правду, иначе не посмел бы... Затокину можно сказать повезло... никто так и не понял, что он сделал.
– И что же?
От него ждали вопроса, и Димитрий не стал обманывать ожидания.
– Вы ведь задаетесь вопросом... во всяком случае, должны бы... почему несколько немалой силы магов позволили просто взять и убить себя? Почему они не защищались? Не потому ли, что не могли?
Сердце екнуло.
Так... просто.
Затокин, которого полагали погибшим вместе с высочайшей семьей... придворный лекарь, человек доверенный... тот, на кого не подумают.
– Верно, - Брасова тоненько хихикнула.
– Он знал, к чему идет, и хотел занять в новом мире достойное место... да и умирать... кому охота, когда вся жизнь впереди? А уж смешать кое-какие травы... он многое знал, милейший Затокин. Полагаю, он самолично напоил их тем треклятым зельем, которое разум дурманит, а силу... ее ведь тоже не так уж сложно запереть.
...и никто бы не подумал.
Никто... ничего не успел понять.
А старуха засмеялась.
– Знаете, на пороге смерти многое из того, что недавно еще казалось важным, напрочь утратило хоть какой-то смысл. Вот мы с вами беседуем, а завтра я умру. Или послезавтра. Или... и никто не способен отсрочить этот миг... вот она, настоящая справедливость... а я ведь хотела немногого. Просто жить... сорвите мне розу, окажите любезность... к слову, именно Затокин и познакомил меня с Мишенькой.
Глава 14
Глава 14
...она всегда знала, что отличается от прочих.
Сестры?
Матушкина радость. Тихи. Скромны. И косы укладывают бубликами, отчего обретают неявное сходство с овцами. Овцами они и были, покорными родительской воле и мужниным желаниям, не способными на самое малое слабое движение души.
А вот Наташенька...
...она от рождения горела. Она чувствовала в себе истинное пламя, которое рвалось, требовало выхода, и матушка плакала. А старуха, которую Наталья почитала за приживалку, сказала:
– Никшни, радуйся, кровь-таки очнулась.
Старуха была из древнего рода, впрочем, древность не удержала ее от глупости. Некогда в годы молодые она сбежала от найденного папенькой жениха, чтобы обвенчаться с подпоручиком. Тот был хорош, правда, как после выяснилось, красота да удаль показная являлись единственными его достоиствами, но... папенька принимать блудную дочь отказался наотрез.
Приданое тоже выплатил в урезанном размере.
А внуков своих и вовсе в родовую книгу вносить не стал, будто их и не было. Может, не простил, а может, просто видел, что внуки эти пошли в треклятого подпоручика, собою хороши, но пусты и безголовы. Она жила, тихо, исподволь управляя разросшеюся семьей, не позволяя той вовсе разориться, пока не появилась Наталья.