Охота на охотника
Шрифт:
Ишь, холеный.
Лицо круглое, нос с благородною горбинкой. Бачки седоватые, стриженные аккуратно. Белые брови, взгляд орлиный. Хоть портрет пиши. И одет по моде, и держится так, будто бы каждый день при дворе бывает. Идет неспешно, тросточкой постукивает, но этак, с ленцою, мол, она исключительно для виду и необходимости.
– Знаешь, - Авдотья тоже гостя оценила.
– Такого в саду убивать надо...
– Почему в саду?
– Здоровый больно, поди-ка, до саду доволоки, а если там, то только яму подходящую
И пойми, со смехом сказано сие было или всерьез.
Лизавета вздохнула.
И поспешила за гостем, которого и вправду хотелось убить. Можно даже в саду, хотя... действительно здоровый, и яму придется копать немалой глубины. И если так, то проще, может, выманить...
...нет, она не всерьез.
Отца это не вернет, а... он свое получит. Соломон Вихстахович ведь не навсегда отбыл, иначе продал бы газетенку, а не ставил бы вместо себя редактора. Стало быть, вернется. А как вернется, то у Лизаветы и материал будет подходящего толку.
Так думать было легче.
И Вольтеровский вызывал уже не злость, но вполне определенный интерес.
Что о нем вообще Лизавета знает?
То есть, знает немало, у нее дома целый альбом остался со всякою всячиной, вырезки там, упоминания... про него писали нечасто.
...родился в Малжовецкой губернии, в семье помещика средней руки, вторым сыном. Оттого и в наследство ему досталось двести рублей и батюшкино благословение. А еще оплаченный курс в университете, что, конечно, было куда как важнее.
Учился хорошо.
Удостоен был похвальных листов и военного чина. Служил... где только не служил. На всех границах побывал, и кровь лил, и медали получил. Смута его задела, но самым, что ни на есть краешком, позволивши сыскать славу воинскую славу, а с нею и расположение.
...женился на девице Прозоровской, из мещан, но состоятельных, получив за нею и поместье, и десять тысяч рублей, которые вложил с немалой выгодой в Ост-Зендийскую компанию. Далее благостояние росло, чины тоже не обходили Вольтеровского стороной, и к пятому своему десятку представлял он собою воплощение человека степенного, состоятельного и немалыми связями обладающего.
Но ведь и у такого грехи имеются.
Не может быть, чтобы человек вовсе безгрешен оставался. Лизавета знает. Лизавета... она умеет смотреть и слушать, замечать многое, что иным людям кажется неважным.
– Отпусти, - свяга встала за спиной и положила ладони на Лизаветины плечи.
– Не мучай...
– Я не...
– Держишь их, - на душе стало холодно, будто ветром ледяным подуло.
– А если будешь за мертвых держаться, то и сама жить не научишься.
– Так что теперь, простить? Забыть?
– кольнуло под сердцем и отпустило.
– Это тебе решать, просто... позволь помочь.
– Помоги.
Свяжьи руки легли на волосы, скользнули по щекам, и холод отступил, унося с собой... тяжесть? Пожалуй что, дышать
– Спасибо...
– Это не надолго, - покачала головой Снежка. И спросила.
– Тот человек болен. Ему немного осталось. И он знает об этом. Как думаешь, легко ли ему умирать?
Лизавета не знала.
Умирать, наверное, всегда нелегко, но ей ли думать о Вольтеровский, этак она и вовсе жалостью к нему проникнется. Э нет, не бывать подобному... она уже все решила, а раз так, то...
И Лизавета поспешила за гостем.
А то ж еще заблудится. Дворец царский преогромен. Мало ли, что с человеком незнакомым в нем произойти может.
Во дворец Димитрий возвращался в преотвратном настроении. Велевши Брасовой дома не покидать, - она усмехнулась только, мол, столько лет не покидала, и теперь не станет, - он все же испытывал определенные сомнения. Может, стоило взять старуху с собою?
Определить куда...
К примеру, в подземелья. Там ныне места хватает, может, конечно, удобства не те, однако же всяк безопасней. Он даже порывался вернуться, но махнул рукой: жизни в Брасовой оставалось на донышке. Вреда она не причинит, а польза весьма сомнительна будет.
...или все же...
Послать кого, чтобы привезли?
А кого?
Помощника верного, который до власти добравшись, надулся, что индюк. Вон, и пиджачишко новый справил, по бриттской моде, узенький да тесненький, зато с двумя рядами пуговок. Платочек шейный. Булавка с камнем синим поблескивает, а на мизинчике ей в пару перстенек подмигивает, заговоренный. И сам-то держится важно, степенно.
– Туточки спрашивают, - при виде помощника всякие иные мысли из головы Навойского вылетели, - когда Стрежницкого судить будут.
И табакерочку с крышкой откидною поднял, к носу поднес, вдохнул...
– Никогда, - мрачно сказал Димитрий.
Это ж где он так ошибся-то?
Паренек казался ему претолковым, несколько гонористым, да иных при дворце отродясь не случалось. Казалось, пообживется, пообтешется, поймет... понял, да что-то явно не то понял.
– И кто спрашивает?
– уточнил Димитрий.
– Так это... сродственники покойной... дюже переживают. К императору грозятся пойти, за справедливостью...
– За справедливостью я их и дальше послать могу, - философски заметил Димитрий и вздохнул.
– Ладно... сам поговорю, а ты... возьмешь людей и поедешь, привезешь сюда одну почтенную даму. Даже если ехать не захочет, все одно привезешь... и будешь вежлив, почтителен, как со своею матушкой.
Первецов прижал к ноздре оттопыренный мизинчик и чихнул, что, надо полагать, было согласием.
...а с родственниками встретиться стоило.
Вот только при одной мысли о том вновь начинала болеть голова...