Охота за наследством Роузвудов
Шрифт:
Я поворачиваюсь, чтобы последовать ее совету, и переступаю порог, когда ее голос останавливает меня:
– Погоди!
Она стоит, открыв дверь «Белой розы», и ее карие глаза полны неуверенности, которая сбивает меня с толку. Глядя на ее лицо сейчас, когда его не искажает злоба, я невольно вспоминаю, как мы с ней похожи, несмотря на разное телосложение, длину волос и цвет глаз. Мы могли бы быть сестрами.
Так мы и относились друг к другу, когда были маленькими. Мы были неразлучны. Нас специально отправили в одну детсадовскую группу. Через два дня будет мой день рождения, и я стану единственной ученицей нашего будущего
Пятница. Остался только один день, прежде чем я потеряю «Роузвуд инкорпорейтед» навсегда.
– Как ты думаешь, Фрэнк на нашей стороне? – Взгляд Дэйзи насторожен, как будто она надеется, что я скажу нет.
– Не знаю. Кажется, он пытается отстаивать наши интересы.
Она кривится.
– И делает это чертовски погано. Я уверена, что если бы он действительно этого хотел, то сумел бы заставить правление «Роузвуд инкорпорейтед» дать нам время. Возможно, он хочет, чтобы мы не участвовали в этом деле. Что-то тут нечисто. Бабушка вдруг ни с того ни с сего меняет завещание, и он единственный, кто об этом знал.
Я прислоняюсь к косяку, обдумывая ее слова.
– Ты думаешь, он ее заставил?
– Возможно, – бормочет Дэйзи. – Я бы определенно так и подумала, если бы не та строчка в ее завещании: «Получатель будет определен позднее при обстоятельствах, оговоренных в частном порядке». – Она делает вдох, и, когда выдыхает, я словно вижу, как стены, которые она возвела вокруг себя, становятся ниже. – Ты помнишь то Рождество, когда бабушка подарила нам швейные машинки?
Я киваю.
– Она заставила нас думать, что мы не получим никаких подарков. Под елкой лежали только два чистых листка бумаги. Но они не были чистыми, не так ли? Она написала на них невидимыми чернилами.
Я кашляю, чтобы скрыть удивление оттого, что Дэйзи вдруг вспомнила об этом сейчас. За последний год бабушка много раз посылала мне подобные записки – особенно те, в которых содержались загадки. Я почти забыла те первые записки – игру, с которой началось все.
– Это была подсказка, – говорю я.
Она кивает:
– И это привело к другой подсказке, а затем еще и еще. Они были рассыпаны по всему особняку, пока мы наконец не оказались в гараже и не нашли там наши подарки. Она заставила нас думать, что мы не получим их, и нам пришлось сыграть в ее игру.
– Я помню, – говорю я, согретая этим воспоминанием.
Дэйзи молчит. Я знаю, она ждет моего ответа, но я не знаю, что сказать. Она подобралась слишком близко к правде, так что мне становится не по себе. Я складываю руки на груди, как будто это может как-то помешать ей увидеть кусок карты в кармане.
– Мне бы хотелось, чтобы это оказалась еще одна из ее игр, – заключает она.
Я смеюсь, и смех звучит громко и жестоко в бетонном гараже. Но это только потому, что я понятия не имею, как реагировать, не выдав ей все.
– Да, хорошо, если бы это было так.
Дэйзи сердито хмурится, и момент, когда мы обе предавались общим воспоминаниям, обрывается, будто гаснет свет. Она качает головой, сев на красное кожаное сиденье «Белой розы» и захлопнув за собой дверь.
– Значит, это все? – спрашиваю я, когда она запускает двигатель и начинает выезжать. Я выхожу вслед за ней на подъездную дорогу. – Ты просто собираешься
– Это лучше, чем торчать здесь с тобой, – презрительно бросает она сквозь открытое окно.
Я знаю, что заставила ее замолчать, но мне не хочется, чтобы она уехала. Не хочется оставаться одной в этом большом пустом доме, который мне даже не принадлежит. Отчаяние заставляет меня крикнуть:
– Надеюсь, что Кев, по крайней мере, стоит того!
Шины «Белой розы» визжат, когда она вдруг разворачивается и несется прямо на меня. Я почти на сто процентов уверена, что она собирается переехать меня. В мозгу звучит ее угроза, когда она застала меня в своей комнате. «Ты сильно об этом пожалеешь». Сейчас я определенно об этом жалею.
Она резко поворачивает в последнюю секунду и останавливается, так что ее дверь оказывается рядом со мной.
Я пытаюсь извиниться:
– Дэйзи, мне не стоило об этом говорить. Я…
– Во-первых, не твое дело, какие отношения между мной и Кевом. Во-вторых, если бы ты была способна использовать свои два нейрона для чего-то, кроме кражи моей одежды, ты бы знала, что отец Кева – бухгалтер нашей семьи, а посему в его кабинете могут находиться бумаги, объясняющие, куда подевались наши деньги. – Она высовывается из окна и тычет пальцем мне в грудь. Ее карие глаза горят в свете заката. – Я знаю, что ночью во вторник ты тайком выбралась из дома и встретилась с Лео. Я слежу за его геолокацией, а он совсем не умеет врать и выдал себя, когда я спросила об этом. Так что если бы ты перестала трахаться с моими лучшим другом, это был бы просто класс.
У меня отвисает челюсть.
– Я не… – Но уже поздно. Она поднимает окно, давит на газ и стремительно уносится, оставив меня задыхаться от выхлопных газов. – Мы не… Он не… Мы с ним вместе работаем над решением задачи! – кричу я в темноту.
Что глупо, ведь это и есть то, чего она никак не должна узнать.
Я с силой поддаю ногой несколько маргариток [10] , растущих на лужайке, захожу в пустой дом и поднимаюсь на второй этаж, чтобы пройти в ванную, и снимаю в коридоре обувь. Одежда словно прилипла ко мне. Я стаскиваю ее с себя и включаю душ, сделав его максимально горячим. Но вода не унимает гнев. Я никогда, никогда не стану трахаться с Лео ДиВинченци. Дэйзи может оставить его себе.
10
Игра слов. Daisy – маргаритка (англ.).
Я все еще трясусь от гнева, вытирая полотенцем волосы и выходя в комнату. И, включив свет, останавливаюсь как вкопанная.
– О боже.
Я бросаюсь к кровати, едва не уронив полотенце. Дрожащими пальцами я открываю черную коробочку для драгоценностей, стоящую на пуховом одеяле. В ней лежит кулон со знаменитым рубином Роузвудов, величиной с ноготь моего большого пальца, великолепным, как всегда. Я аккуратно достаю кулон из коробочки и застегиваю золотую цепочку на шее. Он тяжелее, чем я ожидала. Пальцы скользят по его гладкой поверхности, и я вижу свое отражение в зеркале туалетного столика. Совсем как бабушка.