Охота за наследством Роузвудов
Шрифт:
Приближающийся топот заставляет меня резко сменить направление и свернуть к детскому саду. Я бегу по игровой площадке, в кроссовку попадает гравий, как было всегда, когда я гуляла здесь маленькой. Я оглядываюсь. Никого не видно, хотя преследователи явно не могут быть далеко. Я прячусь за пластиковой скалой, пытаясь отдышаться, и достаю из сумки телефон.
Один процент. Среди избранных контактов по-прежнему первым значится отец. Я просто не могу удалить его, сколько бы времени ни прошло после его смерти. Следующей значится мама, что странно и нелепо, ведь она уехала, к тому же редко
На третьем гудке звонок обрывается. Я в ужасе смотрю на черный экран, и, сколько ни стучу по нему, он не оживает. Это был мой последний шанс, и я его потеряла.
Тихий звук шагов за пластиковой скалой заставляет меня подавить всхлип и обуздать страх. Я напрягаюсь и, как только вижу появившийся из-за стены носок ботинка, пускаюсь бежать со всех ног. И, как я и ожидала, преследователь настолько застигнут врасплох, что хлопает ладонью по пластику, чтобы не потерять равновесие, и ругается. Надо думать, это тот самый тип, чью руку я прищемила дверью. Вот и отлично.
Но второй продолжает гнаться за мной. Я зигзагами бегу по дворам и цветочным клумбам, чувствуя себя последней сволочью из-за того, что топчу прекрасные лилии, ирисы, гиацинты, петунии.
Внезапно это становится моим спасением, поскольку преследователь запутывается в садовой сетке, через которую я перескочила. Наверное, из-за балаклавы он ее не заметил.
Я продолжаю бежать, и несколько кусочков чересчур жирной пиццы, которые я съела, просятся наружу. Я поворачиваю за угол и останавливаюсь, чтобы выблевать их, затем пытаюсь понять, где очутилась.
Я нахожусь недалеко от дома Лео. Если мне удастся добраться туда, он сможет позвонить в полицию или отвезти в участок.
Я снова пускаюсь бежать, и в тишине ночи моя сумка слишком громко хлопает по бедру. Но я больше никого не вижу и не слышу. Возможно, я наконец смогла оторваться от них.
К тому времени, когда я добираюсь до дома Лео, легкие горят от недостатка воздуха. Стараясь держаться в тени, я пробираюсь на его задний двор, не забывая о любопытных соседях, хотя сейчас они наверняка спят. Теперь, когда оказалась вдалеке от уличных фонарей, я, щурясь, всматриваюсь в темноту, осторожно пробираясь по двору, пока не останавливаюсь перед дубом. Когда Лео слезал по нему, это казалось таким легким.
С улицы доносятся тихие голоса, и меня охватывает паника. Мне придется все-таки рискнуть и попытаться залезть на это дерево. Я осторожно подтягиваюсь, морщась от боли в раненой ладони. На дубе полным-полно изогнутых ветвей, но мои мышцы так ослабели, что подъем становится невыполнимой задачей. Возможно, если бы я почаще убегала из дома, как Лео и Дэйзи, это не составило бы мне труда, но, увы, в этом деле я новичок.
Наконец я взбираюсь так высоко, что могу спрыгнуть на крышу. Я с глухим стуком приземляюсь на нее и задерживаю дыхание, надеясь,
Я могу дотянуться только до одного окна и тихонько стучу в него. Проходит несколько секунд, но ответа все нет, так что я стучу громче.
– Пожалуйста, – бормочу я в темноту. И снова стучу по стеклю кулаком, боясь, что делаю это слишком громко…
Оконная рама поднимается так внезапно, что я едва не сваливаюсь с крыши. В последний момент я успеваю ухватиться за ставню, чтобы не потерять равновесие, и из окна высовывается голова с взъерошенными волосами.
– Лили? – Голос у Лео хриплый ото сна. Он прочищает горло и щурится, глядя на меня через открытое окно. – Мне казалось, что мы встречаемся только в десять.
– Я могу войти? – спрашиваю я, пытаясь подавить истерические нотки в голосе.
Не знаю, слышит он меня или нет, но он поднимает раму выше и жестом приглашает меня внутрь. Я влезаю, ощутив чувство вины, когда приходится в обуви наступить на его кровать.
– Что ты тут делаешь? – спрашивает он, понизив голос. Я понимаю, что он действительно спал, как любой нормальный человек в такой час. Он одет в черные боксеры с принтом из авокадо, а волосы, обычно уложенные в короткие волны, растрепаны. Должно быть, он чувствует мою неловкость, потому что выдвигает ящик комода и надевает спортивные шорты и старую хоккейную футболку. Я нарочно смотрю на пыльные спортивные кубки, стоящие на комоде, пока он одевается.
– На меня напали, – выдавливаю я, обхватив себя руками. – Они вломились в дом дяди и пытались взломать дверь моей спальни. Я… – Я задыхаюсь, как будто все еще продолжаю бежать. – Я едва-едва успела вылезти из окна, и они гнались за мной до самого твоего дома, и я не знала, куда еще пойти.
– Жесть, – говорит он, подойдя ко мне. Его теплые ладони обхватывают мои обнаженные руки выше локтей, и он поворачивает меня к себе. – Но теперь успокойся, все хорошо, и…
– Ничего не хорошо, – возражаю я.
Он опять пытается успокоить меня, но я продолжаю говорить и никак не могу остановиться:
– Они сломали мою дверь, и у них был пистолет. А когда я попыталась позвонить, чтобы позвать на помощь, телефон разрядился!
– Ты права, ничего хорошего в этом нет. Послушай, мне жаль, но пожалуйста…
– Лео!
Мы застываем, услышав сердитый голос его матери и топот у двери. Прежде чем я успеваю понять, что к чему, Лео заталкивает меня в чулан с одеждой.
– Ничего не говори.
И закрывает дверь чулана прямо перед моим носом. В щели между досками я могу различить фигуру его матери, когда та врывается в комнату. И ярость, написанную на ее лице.
– Мама, в чем дело? – Голос Лео опять звучит сонно, как будто это она разбудила его. – Все в порядке?
– Не пудри мне мозги, Леонардо Джеймс ДиВинченци, – говорит она.
Я морщусь. Почему-то большинство родителей используют полные имена детей как наказание.
– Я слышала голоса. Ты что, опять привел сюда девку? В наш праведный дом?