Охотники за наследством

Иванова Ирина Ивановна

– Отличная. Получше, кстати, чем на Маврикии.

– Но похуже, чем доминиканские лобстеры.

– И не говори, даже не покупались, как следует. А все бабка.

– Ничего-ничего, отомстим ей сегодня за все. Если, конечно, она в своем уме.

– И если она появится, – мрачно добавила Алиса.

Но времени рассиживаться не было. Расплатившись, мы вышли на улицу.

– Ну, что же, пройдемся чуток? – предложила Алиса. Хотя сейчас, когда платья и туфли были куплены, желудок полон, а до визита стилистов оставалось несколько часов, было ясно, что пройдемся мы в любом случае.

– Угу. Пантеон или Вилла Боргезе?

– Думаю, Пантеон.

–

Хорошо, веди.

Спустившись по Виа дель Корсо, мы неспешно обогнули плоский фонтан с дельфинами и колонну Марка Аврелия. Затем свернули в сторону дворца Монтеситорио и спрятались от звука мотороллеров в переулках. Время на этом отрезке всегда останавливалось, и, несмотря на то что мы проходили этим маршрутом сотни раз, мне вечно хотелось привязать к какой-нибудь колонне леску, чтобы не заблудиться. И только когда впереди мелькнул серый торец церкви Сан-Луиджи-деи-Франчези, славящейся своим Караваджо, я начала узнавать дорогу. Как и многие туристы, я всегда опознавала эту церковь по изучающей вход толстолапой саламандре, выбитой на левой стороне фасада. Еще через минуту послышался смех и шум сотни голосов – мы вышли на залитую солнцем площадь Навона, где я уже издали прицелилась в святую Агнессу телефоном.

– У тебя не получится, – с безнадежностью в голосе произнесла Алиса, старавшаяся увернуться от набежавших откуда-то детей, – тут телевик нужен.

– У меня теперь больше пикселей.

– Все равно не получится, и не пытайся.

Заснять выражение лица статуи Святой Агнессы стало чем-то вроде мании, с тех пор как я впервые услышала эту историю. Четыре века тому назад она была главным римским анекдотом. Вечные враги Борромини и Бернини спорили насмерть, но не как нормальные люди, а как великие архитекторы. Вместо того чтобы просто дать друг другу в нос, один построил на площади Навона церковь Сант-Аньезе с тяжеловесным фасадом, другой заставил атлантов на своем фонтане «Четырех рек» в ужасе отворачиваться от нее и закрываться руками, будто вся конструкция, того гляди, рухнет на них. Завидев это издевательство, Борромини установил на карнизе статую святой Агнессы. Никто из туристов, возможно, и не обратил бы на ее лицо внимания, если бы не настойчивость гидов. Издали статуя как будто молится, прижав одну руку к груди, вблизи – глумливо щурится, глядя на лежащего внизу испуганного Нила, словно говоря: «Ну, я тя умоляю, никуда мы не упадем, как стояли, так стоять и будем».

Я прицелилась еще раз, но Алиса была права: при таком увеличении святая Агнесса просто молилась. Удовлетворившись фотографиями двух развлекающих туристов мимов, наряженных Цезарями, и толстой каменной рыбы в фонтане, мы пошли дальше. Тем более Алиса уже минуты три нервно щелкала пальцами, пока я искала, что бы еще заснять.

– Слушай, так Пантеон же закрыли, – внезапно вспомнила я. – И зачем нам закрытый Пантеон? В глазок, мне говорили, ничего не видно.

– Все видно. Его уже сто лет, как открыли. Пойдем.

Прибавив шагу, мы вновь свернули в переулок. По пути я несколько раз оглянулась, но за нами не было никого, кроме группы туристов, на ходу разыскивающих что-то на карте. Так мы прошли мимо фонтана Свободы и подошли к Пантеону сзади, откуда всегда открывался самый впечатляющий вид на его шрамированные, изъеденные временем стены. Только с этого ракурса мгновенно чувствуется, что Пантеону на самом деле две тысячи лет. Спереди такого впечатления не возникает, только давит объем и ощущение, что смотришь на ожившую открытку, которая вот-вот захлопнется. Если бы здесь не толпилось

столько туристов, к нему вообще было бы страшно подступиться. Но к храму всех богов не зарастает народная тропа в любое время дня и ночи.

Как следует помесив толпу локтями, мы прорвались внутрь. В Пантеоне было, как всегда, пустынно, сыро и тихо. Конечно, народу собралась тьма, десятки фотоаппаратов одновременно щелкали у могилы Рафаэля, рядом сипло надрывались голоса нескольких гидов, а еще человек двадцать, глупо открыв рты, уставились в дыру под куполом. И тем не менее в Пантеоне было пустынно и тихо. Объяснить этот факт невозможно, как и то, что мы, словно завороженные, тоже уставились в потолок. Конечно, лучше всего так смотреть вверх во время грозы, когда сверкают молнии, или встречать рассвет, когда свет становится ярче. Говорят, многим даже удавалось сфотографировать падающие сверху снежинки зимой. Но и сейчас, при бьющих внутрь почти синих лучах, вид был неплох. Так мы простояли, по ощущениям, все полчаса, но на самом деле минут пять. Внезапно на улице что-то оглушительно хлюпнуло.

– Что опять? – Алиса строго посмотрела на меня и бросилась к выходу.

Но тревога оказалась ложной: слева на площади группа подростков с довольным видом разглядывала жалкий фитилек на земле и абсолютно не замечала приближавшихся к ним карабинеров.

– Ну, теперь-то все точно получится, – заявила Алиса, оглянувшись на Пантеон.

– Если бы каждый, кто заходил внутрь, после этого получал полмиллиона и конюшню, он бы две тысячи лет не простоял – разнесли бы к черту за пару часов.

– Ты не забывай, у всех разные цели. Кому-то, может, духи нужны, платье новое или пятерка в четверти, и снисходит удача.

– А ты еще звонить там вздумала, – тихо отругала я ее.

– Так машину же надо было вызвать! – возмутилась она в ответ.

– Ну, и где твоя машина?

– На пьяцце Венеция. Здесь же мы ее в жизни не найдем.

– Почему так далеко?

– Идти пять минут, не вредничай.

Ротонда действительно была полна, все места в кафе на площади заняты, остальной народ в броуновском вихре кружился вокруг стоявшей посреди колонны и глазел на Пантеон и балкон квартиры Софи Лорен сквозь объективы. И после этого говорят, что в Италии часто грабят туристов. Никому почему-то не приходит в голову, какое огромное искушение представляет собою бесформенная толпа, уставившаяся в экран фотоаппарата и не обращающая внимания на собственные сумочки. Хотя особо сознательным все же удается придерживать имущество подбородком или локтем.

– Слушай, у тебя нет ощущения, что за нами наблюдают? – спросила я, пока мы шли к площади Венеции.

– Нет. – Алиса приостановилась. – Это же Италия! Тут все за всеми наблюдают. Мы просто одичали под пальмами. После морских огурцов у кого хочешь нервишки начнут шалить.

– Ну, ты расскажи хоть что-нибудь.

– Чего?

– О Риме.

– Почему Рим называется Римом, капитолийская волчица, святая Агнесса? – монотонно перечислила она.

– Это я и без тебя знаю.

– Тогда что?

– Что-нибудь.

– Чтобы установить «Пишущую машинку», здесь в девятнадцатом веке снесли весь квартал с дворцами и домом, где жил Микеланджело.

– Тоже знаю.

– В отеле «Миневра», который мы только что прошли, снимал комнаты Стендаль.

– Правда? – Я оглянулась, но никакого отеля за нами не увидела.

– Ага, еще на площади Венеции сейчас покажу то, что осталось от бюста древней мадам Летиции или Лукреции – одной из «говорящих статуй».