«Окаянные дни» Ивана Бунина
Шрифт:
Однако бюро ячейки не являлось ЦК партии, а там материалов не было, и поэтому решения на высшем уровне пока принять не могли. Однако расследование торопило и начальство Северного по военной разведке. Заместитель начальника Региструпра Полевого штаба РККА Алексей Михайлович Устинов, личность с весьма любопытным происхождением (племянник Петра Столыпина) и интересной биографией (в недавнем прошлом – видный левоэсеровский деятель, перешедший к большевикам в 1920 году, впоследствии дипломат в ряде европейских стран, полпред в Эстонии), направил в ЦК запрос, в котором срочно просил сообщить, на какой стадии находится дело их ответственного сотрудника Северного.
Тогда 28 марта 1921 года заведующий инструкторским отделом высшего партийного органа Соколов и заведующий конфликтным подотделом Дианов со ссылкой на секретаря ЦК Емельяна Ярославского направили зампреду ВЧК Ивану Ксенофонтову просьбу «срочно сообщить, в каком положении находится дело товарищей Северного (Юзефовича), Ракитина (Брауна [правильно –
458
Там же. Д. 178. Л. 101.
459
Там же. Л. 102.
Действительно, в апреле 1921 года Каменев, уже не член Омского трибунала, а особоуполномоченный местного губкома по помощи голодающим центра приехал в Москву. Конфликтный подотдел ЦК 11 апреля направил его для объяснений к Дзержинскому, как в связи с тем, что еще в ноябре в ВЧК были посланы материалы дела, так и из-за выраженного Каменевым желания закончить дело посредством очной ставки с Северным и Ракитиным [460] . Однако председатель ВЧК не счел нужным устраивать аудиенцию бывшему сотруднику своего ведомства, и 19 апреля 1921 года его допросил лишь уполномоченный следчасти ВЧК В. И. Губин. Каменев показал, что весь материал по делу им передан в конфликтный подотдел Контрольной комиссии при ЦК партии, который, в свою очередь, должен был переслать их ВЧК, а он может в доказательство невиновности своего одесского ареста предоставить справку из Киевской губчека [461] .
460
Там же. Л. 105.
461
Там же. Л. 117.
К тому времени в ВЧК у Каменева нашелся высокопоставленный заступник. Им стал один из его бывших руководителей начальник Административно-организационного управления Иван Апетер. 21 апреля 1921 года он написал, что знает Каменева в свою бытность начальником Особого отдела 12-й армии в 1919 году. Тот прибыл из Южной группы войск после отхода из Одессы и был задержан для работы в качестве уполномоченного по наружному наблюдению и характеризуется по этой работе положительно [462] .
462
Там же. Л. 119.
Второй и более обстоятельный положительный отзыв Каменев получил, как ни странно, от одного из одесских руководителей 1919 года, а именно Елены Соколовской, на тот момент – зампреда Мосгубполитпросвета (остальные свидетельства в пользу Каменева из Одессы исходили только от рядовых работниц-коммунисток). Она отметила, что была участником заседания президиума коллегии Губчека в августе 1919 года (по партийной линии она осуществляла надзор за чекистской деятельностью), который освободил Каменева, причем никто против не проголосовал. Относительно связи Каменева с Масальским Соколовская писала, что «для меня абсолютно непонятно, почему связывают эти два имени, ибо никакого отношения они друг к другу не имели, если не считать того, что оба они одновременно явились в губпартком и одновременно мной были направлены для работы в ЧК» [463] .
463
Там же. Л. 132.
Неизвестно, что побудило Елену Соколовскую так серьезно разойтись в оценке Каменева со своими бывшими коллегами-одесситами, – испортившиеся с ними по каким-то причинам отношения,
30 апреля 1921 года постановлением Секретариата ЦК, подписанным В. М. Молотовым, было решено ввиду документально (а на основании каких, собственно, документов?) опровергнутого обвинения Каменева дело о нем прекратить, а в части, касающейся Северного и Ракитина, доследовать [464] . Месяцем ранее начальник следчасти президиума ВЧК В. Д. Фельдман препроводил в Оргинструкторский отдел ЦК дело ОГЧК по обвинению Северного, Ракитина и Мильмана и переписку по обвинению Каменева к ранее отосланному делу [465] . Нужно отметить, что дополнительный материал по мере его поступления посылался последовательно 9 раз в ВЧК, и каждый раз с просьбой срочно расследовать дело и материалы по этому делу прислать в конфликтный подотдел ЦК РКП [466] . Однако в центральном чекистском аппарате ждали окончания расследования «по месту происшествия», то есть в Одессе…
464
Там же. Л. 7.
465
Там же. Л. 5.
466
Там же. Л. 15.
Начинал дело Золотусский помощником уполномоченного, а заканчивал уже уполномоченным, то есть помощником начальника отделения, именуемого 2-я группа. И вот какой документ стал итогом его деятельности:
«Заключение по делу № 7719
Я, уполномоченный 2-й группы Золотусский, согласно заявлению т. Каменева Михаила о преступлениях против советской власти Ракитина (Броуна), Северного (Юзефовича), Корина (на самом деле – Карин), он же поручик Пантелеев, и Мильмана, из дела выяснил, что большинство показаний ответственных коммунистов говорит о том, что Каменев, будучи в Одессе, вел себя подозрительно, что выразилось в его близости к оказавшемуся провокатором Масальскому, он же в 1919 году рекомендовал его в ЧК и считался его лучшим товарищем; подробности о его действиях в Одессе можно видеть из показаний.
О Северном большинство коммунистов, знавших его по работе, отзываются очень хорошо и не сомневаются в его честности. Что касается Ракитина и Мильмана, то подробно о их деятельности в 1905 году и будто участии в эксах не удалось окончательно выяснить, но некоторые знавшие их и сидевшие с ними вместе в тюрьме утверждают, что все эти эксы носили политически-анархический характер, но ничуть не уголовный».
Золотусский посчитал составить окончательное заключение по этому делу невозможным, так как большинство ответственных работников, знавших вышеуказанных лиц близко по работе в Одессе, нет, а некоторых уже и нет в живых. «Имя Ракитина, – писал Золотусский, – фигурирует в деле своего родственника (тоже Броуна), служившего в шкуровском отряде при белых. В этом деле есть письмо Ракитина, где он просит его на поруки». Однако тут же следователь отмечал, что, по имеющимся у него от ряда работников сведениям, придавать особого значения этому факту не стоит, так как служивший добровольцем у Шкуро Броун – «мальчик-белоручка, увлекшийся погонами, но не убежденный контрреволюционер». О Карине, которого Золотусский упорно именует Кориным, собрать сведений ему вообще не удалось. Резюмируя все сказанное, Золотусский писал:
«Считаю дело незаконченным, но больше материала в Одессе не удалось собрать. Ракитин и Мильман теперь находятся в Харькове и многие работники… И там, я думаю, удастся окончательно закончить это дело» [467] .
Выскажем предположение о дальнейшей судьбе Владимира Броуна, одного из очень немногих евреев, служивших в частях казачьего генерала Андрея Шкуро, как известно, отнюдь не отличавшегося филосемитизмом. Хорошо известен кинорежиссер-маринист Владимир Александрович Браун (1896–1957), прозванный «кино-Айвазовским», в 1930-1950-е годы поставивший такие популярные картины, как «Сокровища погибшего корабля», «Максимка», «Матрос Чижик», «Мальва». Браун родился в Елизаветграде в семье банковского служащего. Как мы помним, Каменев писал, что Броун-Ракитин являлся сыном елизаветградского банкира. Кроме того, фамилия «Броун» нередко в документах называлась «Брауном». Можно предположить, что отцы секретаря одесского губисполкома и кинорежиссера являлись родными братьями – отсюда неточность в показаниях Каменева, а Михаил и Владимир соответственно – двоюродными.
467
Там же. Л. 13.