Октябрь, который ноябрь
Шрифт:
– Товарищ капитан, вы бы каску одели. Как раз размерчик подходящий запасен, - тактично намекнул прапорщик.
– И надену, - Катрин взяла шлем.
– Я голову обещала беречь. Как самое слабое место. Кстати, Леонид, в боевых условиях давай без званий. На совещании это одно, а в деле звучит странно и, учитывая обстоятельства, малость пафосно. Водители услышат, бронеходчики. Удивятся.
– Понял, Екатерина Григорьевна.
– Отчество давай тоже сокращай и на "ты". Я еще не очень пенсионерка.
– Сокращу. Ну, какая же пенсионерка. Легенда вы. В смысле, ты.
Катрин
– Легенда у нас - товарищ Островитянская. И замнем эту тему.
Доходно-лютеранский дом стоял слева от кирхи. Недурной такой дом: угловой, четырехэтажный, высокий, небедный, с лепниной и прочими излишествами. Церковь Святой Анны тоже выглядела импозантно - соразмерное здание с полукругом ионических колонн, с небольшим куполом, отступало вглубь квартала, уходя тылами к параллельной Кирочной - собственно нумероваться по улице, которой кирха дала название, религиозному объекту было бы и логично, но случаются в Питере архитектурные парадоксы.
Каска М17[35] ощутимо отяготила шпионскую голову - отвыкла дамочка, кованый на заказ шлем с мягким подшлемником стал куда привычнее. Катрин наблюдала как окружают подходы к подъездам бойцы штурмовой группы, как грозно разворачивает пулеметные башни "Остин". Во дворе тоже наши - вторая группа без шума и бренчания брони высадилась с пролеток на Кирочной и перекрыла пути отхода. Кстати, группа не вспомогательная, на нее возлагаются серьезные надежды - вспугнутый враг попытается уходить двором или по крышам. Есть надежда взять из засад. В резерве два десятка самокатчиков - как штурмовая сила они сомнительны, но в качестве связных незаменимы. Все, вроде бы, предусмотрено. Вот только противника надо было брать позавчера.
Предлагать отсидеться в подвижном КП и осуществлять "общее руководство" товарищу Мезиной не попытались - есть в "имидже легенды" и свои плюсы. Небось, будут потом рассказывать: заскакиваем мы к немцам, я прямо за Катькой - ага, за той самой. Галифе ей очень идут, особенно сзади...
Шпионка выкинула глупости из головы. Пора...
– Не двигаться!
Швейцар-консьерж, или как его там, убегать или оказывать сопротивление не пытался - с готовностью вскинул руки, вжался в стену.
– Этаж?!
– Нет никого, господа. Видит бог, пуст подъезд. С третьего этажа давеча съехали.
– Ключи!
– Отперто все, милостивые государи. Паркет! Паркет там, о, майн готт...
Штурмовая группа неслась вверх, топоча по на удивление узкой лестнице.
Трое автоматчиков устремились еще выше, перекрывать верхнюю лестничную клетку и выход на чердак, остальные остановились перед дверью второго этажа - действительно, приоткрыта.
– Об осторожности не забываем, - напомнила Катрин "попутчику" с массивным щитом из толстого железного листа. У другого бойца имелась труба-таран - про штурмовое оборудование шпионка упомянула Москаленко после не особо удачного захвата квартиры на Пушкинской. Вот - уже воплотили, это они молодцы. Но вряд ли понадобится.
Квартира оказалась просторной, светлой. Легкий беспорядок, рассыпанная мука, перевернутое кресло, с высокого окна сорван карниз с портьерами. Обыскивали здесь уже,
– Внимательнее!
Бойцы с автоматами наизготовку неспешно рассасывались по комнатам.
Катрин чувствовала себя неуютно - квартира казалась раздетой и бесстыдно оттраханной. Это ощущение беспокойства нарастало: вот явно сдвинутый со своего места стол - круглый, вроде бы банальный, но отчего-то кажущийся приземистым - на нем театральным реквизитом торчат одинокая бутылка из-под вина и пепельница в псевдорусском русалочьем стиле. На подоконнике вздрагивает цветок, ободранный, с одиноким листом, жалобно подрагивающим на лютом сквозняке. Под потолком, несмотря на бело-серое дневное время, тускло горят рожки люстры. Что-то не так...
– Внимание, мина!
– гаркнул боец, осматривающий спальню.
Вот оно. Катрин с некоторым облегчением отскочила подальше от двери в спальню, к неудалому столу. Москаленко, тоже проявивший похвальную осторожность, скомандовал:
– Ничего не трогать! Замерли! Саперы, повнимательнее. Вася, что там за хрень?
– Похоже, нажимного действия. Ножка кровати...
Штурмующие настороженно осматривались: командование группы в гостиной, автоматчики в просторных прихожей и столовой, сержант-пулеметчик в кабинете. Все прислушивались как зоркий Вася изучает опасную спальню. Да, легко могли нарваться на мину в ванной, второй спальне или в чулане. Расслабляться нельзя.
– Знают, что след в след идем, - пробормотал прапорщик, мягко сдвигаясь от стола и осторожно приподнимая стволом автомата обвисшую в углу портьеру.
– Да уж, шмондюки еще те, - согласилась Катрин, глядя во вновь открывшийся за отступившим в сторону Москаленко серый прямоугольник окна - снаружи торчал близкий купол кирхи, падала темная тень от готического креста.
Крестовых теней шпионка издавна не любила. Не по религиозным мотивам, по личным, но тем не менее...
Катрин резко отвернулась от неприятного зрелища. И рухнула на пол...
...Удар был так силен, что вышиб способности рассуждать. Было понятно, что под носом квадрат дубового паркета, а от правого бедра поднимается боль. Сильная...
Рядом топали сапогами. Резко застучал "федоров"...
– С кирхи стреляли!
– Не, угол не тот. С крыши, что за церковью! Это со школы, мать его, кто ж мог подумать. Сигнал давай. Как она?! Куда стукнуло?
Катрин, стараясь не корчиться, осознала что "она" - именно про нее. Раз стукнуло, значит, ранена. Следовательно, в ляжку. У, сука, больно. Нужно быстрее перетянуть, если бедренная артерия задета...
– Оттаскивай! Башки не поднимать!
Донеслась близкая пулеметная очередь. Это из соседней комнаты, сержант накрывал из "льюиса" гадскую крышу со снайпером.
Катрин ухватили за ворот, поволокли. Жакет затрещал.
– Да стой ты!
– захрипела шпионка.
– Я сама могу.
– Не насмерть!
– обрадовано завопил спасатель.
Катрин обнаружила, что ползти вполне может. Собственно, и раненая нога работала, хотя тупая боль аж в брюшную полость отдает. Но крови не видно.