Октябрь, который ноябрь

Валин Юрий Павлович

– Не в том суть, Петр Георгиевич. Я - "товарищ Мезина". Ничего с этим не поделаешь. Привыкла к этому обращению. Я ведь из унтер-офицеров.

– Едва ли, - усмехнулся генерал.
– Не очень вы похожи на ударниц.

– Специфика иная. А по сути... Тот же германский фронт. И очень мне жаль, что сейчас у мостов Невы нам бодаться приходится. Временно это дело. Как и правительство, что вы защищаете. Понять можно, но... Тупик. Скрутился узел, затянулся, лопнет, кровью умоемся. Потом опять: Днепр, Буг, Прегель, Шпрее. Отступления, наступления, окружения, сидение в окопах и обходы-прорывы на сотни верст.

–

Думаете?

– Уверена. Года идут, враг все тот же. Но нынешние пулеметчики русские-русскоязычные, наши, доморощенные... Все время, мля, под ногами путаются, умы смущают.

– Не сквернословьте, вам не идет, - вздохнул генерал.
– Берите пример с родственницы. Очаровательнейшая особа.

– Разве родственница?

– Я ничего не утверждаю. Но какой смысл скрывать? Похожи вы, несомненно и очевидно.

– Тогда ладно. Пойду я, ваше превосходительство?

– Желаю успеха. Папирос возьмете?

– Благодарю, обещала семье, что брошу курить.

Катрин сбежала по лестнице. "Лорин" хищно урчал, жаждая сорваться с места.

– Это что вы там за сепаратные переговоры устроили?
– возмутился прямолинейный Дугов.

– О личном, Федя, сугубо о личном, - шпионка с ходу запрыгнула в перегруженную машину и лимузин рванул как бешеный.

– Между прочим, дверь я починил, - скромно заметил Колька-Николай, энергично вертя роскошную полированную "баранку".

– Молодец, всем бы так управляться, - Катрин уместила ноги, поправила полы полупальто.

Вот чего не хватало в чуде французской техники, так это печки.

Глава двенадцатая. Накануне. Утро.

Смольный

33 часа до часа Х.

– Дохлый номер, - с досадой признал Гаолян, цедя теплый чай.
– Ничего мы нынче не узнаем - вон, суета какая.

– Суета суетой, но и конспирация роль играет, - заметил Андрей-Лев, доедая кашу.
– На нас не написано, что мы из боевой группы, так с какой стати с нами откровенничать?

Гаолян кивнул. В Смольном только время зря потратили, ну, это если не считать плотного завтрака. Комиссара дружины Ерорхинской фабрики, которого Филимон знал и на которого крепко надеялся, застать не удалось. Знакомые красногвардейцы пытались помочь, но и сами были несведущи. Беда в том, что центров в Смольном имелось много, но все какие-то не те. Боевиков направили на третий этаж, там был главный штаб Петроградского РВК, должны были знать. Конечно, заявлять "это мы генерала Оверьянова положили, и юнкеров на Ново-Косом, тоже мы" было бы немного нагло и необдуманно. Определенно за провокаторов приняли бы. Приходилось выяснять косвенно, напирая на имена-клички связников. А вот кукиш вам - не знал таких никто. Крепко законспирирована ударная революционная группа. В очередном центре усатый человек,

попыхивая трубкой, внимательно выслушал инвалида, сказал, что названных товарищей не знает и про Центр не осведомлен, посоветовал приходить к вечеру - сейчас многие члены комитетов в отрядах и частях. Вдумчивый товарищ дал боевикам свежую газету "Рабочий путь" и посоветовал пойти в столовую, пока там народу не особо много. Совет был дельный.

Столовая располагалась в бывшей трапезной института: низкий широченный зал с длиннющими столами. Выяснилось, что вчерашние щи уже кончились, нынешние только варятся, зато каша выдается щедро-мясная, чая можно брать по две кружки, на одноногий пролетариат талоны выделяются из резерва, а с неопределенных бесталонных сочувствующих посетителей берут по рублю, что по-божески. Усталая раздатчица бабахнула в миски каши с говядиной. Андрей-Лев с сомнением глянул на лежащие в общей корзинке жирные ложки, достал карманный нож со встроенной вилкой. Гаолян только усмехнулся - смелый человек, но со своими щепетильными завихрениями. Хотя оно и верно - рука у инженера твердая, душа насквозь революционная, непримиримая, но брюхо от сознательности малость отстает, имеет интеллигентскую слабость.

Завтракая, слушали бурные разговоры вокруг - по всему выходило, сегодня все и решится - настрой у народа злой, веселый.

– Такие дела, а мы ходим со своим... Не вовремя, - пробурчал Гаолян, дожевывая горбушку.
– Пойдем-ка в мастерскую, Андрюха. Что-то на душе нехорошо. Может, приказ какой срочный. В общем, завтра разбираться будем.

Инженер только вздохнул. Двинулись к двери и тут Гаолян столкнулся со знакомым.

– Кондратьич, ты?! А чего здесь?
– изумился красногвардеец с вислыми усами.

– Что ж, только вам по штабам таскаться?
– поморщился Филимон.

– Да я не о том. Дома-то у тебя... Или не слыхал?

– Что дома?!
– Гаолян ухватил знакомца за ремень с подсумками.

– Не перекидывай, - с трудом устоял на ногах рабочий.
– Жива, вроде, твоя Глашка. Напали ночью, стрельба была, но жива. В больницу снесли. Кто, чего напал - бес его знает. Я думал, тебе уж передали.

Гаолян молча рванул к выходу.

На деревяшке особо не разбегаешься, догнали в коридоре.

– Щас какой транспорт найдем, раз такое дело, - успокаивал красногвардеец.

– Известить не могли?! Товарищи называются...

– Да как тебя найдешь? Не ори, народ спит.

Вдоль стены действительно густо лежали накрывшиеся шинелями и пальто люди, рядом стояли составленные в козлах винтовки. Ну, солдата ором не разбудишь...

Гаоляна подсадили в огромный как вагон грузовик, наполненный пачками листовок. Инженер крикнул, что в мастерской будет ждать, если что нужно и вообще...

Грузовик заревел двигателем, тяжко, по-бычьи покатил к воротам, с трудом разминулись с пыхтящим броневиком, тут навстречу выскочила светлая легковая машина, впритирку, каким-то чудом ввинтилась между моторными громадами.

– Вот шальной!
– заругался шофер грузовика.
– Колька-дурень, туда-сюда гоняет как бешеный, доверили сопле мотор...

– Ты меня до больнички-Ушаковки довези, - тихо сказал Гаолян.

Водитель покосился:

– Не бойсь, папаша, тебя первым делом подбросим. Все одно, считай, по дороге...