Оленин, машину! 2
Шрифт:
— Простите, товарищ лейтенант, — отвечаю хмуро. — Это военная тайна. Если расскажу, мне придётся вас расстрелять.
Крапивин дёргается, — неприятно слышать такое от младшего по званию. Но я-то из СМЕРШ, и ему приходится сдержаться. Он отходит в сторону, а потом и вовсе забирается в кабину тягача, чтоб со мной больше не видеться даже. Воспринимаю это, как правильное решение. Не нужно ему углубляться в особенности нашей операции.
Проходит немало времени, — около половины суток, — прежде чем мы добираемся до места падения В-29. На наше счастье, американцы сюда больше никого не прислали. Возможно, полковник
Когда «Ворошиловец», пройдя трудный путь до «Enola Gay», остановился в паре метров от самого крупного обломка её фюзеляжа, скрывающего атомную бомбу, я поспешил к американским инженерам. Показав им на тягач, объяснил задачу: нужно переместить «Малыша» в кузов. В глазах пленников сразу появилось недоверие. Штайнберг так прямо и сказал:
— Простите, господин полковник. Это невозможно. Без специального оборудования, без кранов… нет, совершенно нереально.
Мне стало смешно. «Эх, знал бы ты, мистер Штайнберг, какие задачи решали советские строители во времена индустриализации! Голыми руками, по сути, создавали такое, что любому западному проектанту показалось бы бредом сумасшедшего!» — подумал и сказал твёрдо:
— Сэр, я такого слова, как «невозможно», знать не хочу. Есть задача, она должна быть выполнена, и точка.
Штайнберг, тяжело вздохнув, коротко обратился к своим коллегам: «Эти русские чокнутые. Но сделать надо, иначе нас прикончат». Точнее и не скажешь. Пришлось инженерам придумать, как переместить трёхтонную бомбу. Сначала соорудили нечто вроде шпал, чтобы можно было вытянуть «Малыша» из самолёта, перекатывая по брёвнам. Их заготовкой занимались одни бойцы, пока остальные контролировали периметр.
Затем сколотили из тонких стволов деревьев пандус, чтобы перетянуть бомбу на борт тягача. Для этого использовали не только толстые верёвки, что нашлись в «Ворошиловце», но даже кабели из самолёта. Их пришлось заплетать в косички. Выглядело разноцветно и глупо, но всё-таки вышло довольно практично. Я даже сам не ожидал, что получится. Казалось: ну и ерунда, провода же такие тонкие! Однако же сгодились.
Пришлось провозиться часов шесть, прежде чем «Малыш» оказался лежащим в кузове тягача. Прежде чем тронуться дальше, я подошёл к майору Грозовому и сказал, что мы обязаны забрать тела погибших товарищей. Никто не должен остаться без вести пропавшим, погребённым здесь, среди тайги. Демьян Мартынович выслушал предложение молча и отдал приказ. Вскоре тех, кто погиб здесь, расположили в конце кузова «Ворошиловца». Был среди них и китайский охотникХуа Гофэн.
Я решил про себя так: отвезу его в деревню. Пусть там предадут земле с почестями, как полагается. Не простой был мужик, со стрежнем внутри. Не побоялся против американцев выступить. А ведь они для него враги новые, опасные то есть. Ни черта не засомневался. Всё, что приказано было, сделал. И не удрал, хоть у него все возможности имелись. Взял бы, да и свалил потихоньку. Кто найдёт в тайге? Не включил заднюю. Потому теперь лежит вместе с нашими, а я иду следом, за тягачом. Мне осталось только вспоминать.
Это
«Ворошиловец» медленный, зараза. Тащится по уже проделанной им прежде просеке, не больше тридцати — от силы сорока — километров в час. Я иду следом и думаю, думаю. Как мне дальше себя вести? Признаться, что мне знакомы такие вещи, как ядерное оружие, гамма-излучение и прочее? В таком случае возьмут в оборот. Станут допытываться, откуда известно. И что скажу? «Знаете, товарищи, я из будущего, и там такое, отчего у вас мурашки от макушки до пяток побегут, стоит лишь рассказать?» Нет, я не хочу.
Мне нужна стратегия поведения. Значит, буду вести себя так…
На наш отряд за всё время пути никто не напал. Я много раз смотрел в небо, когда то показывалось среди верхушек деревьев, ожидая увидеть там… самолёт-разведчик, например. На самом деле подсознательно искал дрон или беспилотник, но разум подсказывал: «Охолонись, Лёха. Какие, к едрене-Фене, БПЛА в 1945 году?!» Успокаивался и шёл дальше.
Наконец, — и полугода не прошло, да твою ж налево! — «Ворошиловец», натужно рыча мощным мотором, выбрался из тайги и оказался на просёлочной дороге, ведущей в Мишань. Я вздохнул с облегчением: «Выбрались!» Подошёл к Добролюбову, который лежал в кузове рядом с «Малышом», спросил:
— Серёга, как себя чувствуешь? — он-то и не знает, что рядом радиоактивный боеприпас, который фонит, мама не горюй. Я всю дорогу думал: «Только бы пронесло, и гамма-излучение не долбануло по Добролюбову. Не заслужил он такого».
— Твоими молитвами, Алёша, — улыбнулся опер.
Я рот растянул в ответ. Вот и хорошо! «Живы будем — не помрём», — возникла в голове поговорка. Откуда она? Не помню. Только помогает в трудные моменты. Наподобие костыля. Опираешься на него, и двигаться дальше вроде бы становится чуть легче.
«Ворошиловец» остановился. Из кабины на землю спрыгнул майор Грозовой. Увидел меня, сделал знак рукой. Я поспешил к нему.
— Куда дальше, товарищ старшина? — поинтересовался разведчик.
— В Хабаровск, — ответил я машинально.
Начальник полковой разведки только головой мотнул:
— Круто загнул, Оленин.
— Товарищ майор, — сказал я, — объект, который в тягаче, это предмет особой государственной важности. Нельзя, чтобы не только он сам, но и любая информация о нём попала ко врагу. Прежде всего я имею в виду американцев.
— Да откуда они тут? — поднял брови Грозовой.
— Алчность человеческая и не на такое способна, — напомнил я майору.
Он насупился и приказал радисту передать шифрограмму в штаб фронта (я услышал, поскольку Демьян Мартынович при мне передавал): «Объект прибыл в Мишань. Требуется срочная транспортировка в штаб фронта». Пока радист отстукивал сообщение, я подумал: «Может, ну его к чёрту? Повоевал за ради атомной бомбы, и хорош. Вскоре, судя по всему, начнётся десантная операция на Японские острова. Вот это интересно! А бомбой пусть Курчатов с Берией занимаются».