Оленин, машину! 2
Шрифт:
Майор Грозовой закурил, ожидая ответа из штаба фронта. Я, не выдержав, попросил у Демьяна Мартыновича папиросу и тоже задымил. «Вот сейчас что ответят, — подумал, — так судьба моя в новой жизни и решится. И ни черта сделать не смогу».
Вскоре радист передал приказ: «Вместе с объектом немедленно выдвинуться в сторону ближайшей железнодорожной станции». Мы с Грозовым переглянулись: неужто в штабе фронта поняли важность нашей миссии? Когда радист дочитал до конца сообщения, мне стало страшновато. Там было сказано, что старшину Оленина и лейтенанта Добролюбова следует сопровождать «особо». Что
Глава 40
— Лёха, ты мне честно можешь сказать: что происходит? — спросил Добролюбов, когда заметил, как «Ворошиловца» и всех, кто его вытягивал из таёжной глуши, быстро окружают бойцы СМЕРШ с автоматами. Это происходило в Мишане, на окраине города, где мы остановились и ждали, пока кто-то неизвестный начнёт выполнять приказ «сопровождать особо».
За это время мы только и успели, что перевязать раны, — я тут вспомнил, что мне тоже досталось, пока лазил по лесам, сокращая численность американского десанта, и хоть большая часть дырок и порезов на коже уже затянулась, ныли они немилосердно, — да ещё немного перекусить. Жаль, не горячего. Эх, как бы хотелось сейчас, как сказал однажды капитан Жеглов, «щец горяченьких да с потрошками»! Но пришлось обойтись тушёнкой и хлебом, которые нам достали разведчики. Видать, успели по приказу майора Грозового сгонять к своему полковому интенданту и потрясти его как следует.
Зато, помимо прочего, выдали нам ещё с Добролюбовым фляжку «наркомовских». Мы, само собой, не усердствовали особо. Когда водку долго не пьёшь, лучше не налегать, — в раз окосеешь, и как потом с командованием общаться, если вызовут? Потому приняли по сто положенных каждому воину граммов, ощущая, как горячая волна бежит от горла до желудка, там вспыхивает и распространяется по всему телу.
— Серёга, знаешь, о чём я мечтаю сейчас? — спросил я опера, пока мы лежали неподалёку от тягача в траве, ожидая, пока наша дальнейшая судьба решится.
— О чём ты можешь мечтать? — насмешливо ответит опер. — Знаю я тебя, старшина Оленин. Ну, то есть товарищ полковник. О бабе вы мечтаете. Как бы прямо теперь оказаться где-нибудь подальше отсюда, за тысячу вёрст, где-нибудь в уютной квартире. И чтоб рядом на кровати непременно была она.
— Кто она? — спросил я, не ожидая подвоха.
Добролюбов коротко хохотнул.
— Да Зиночка твоя, кто же ещё?
Я аж поперхнулся.
— Ты откуда про неё знаешь?
— Эх, товарищ Оленин! Недооцениваете вы оперативных сотрудников СМЕРШ! — хмыкнул командир. — Работа у нас такая, между прочим. Знать всё, что касается морального облика подчинённых.
— Ну, ты особо-то не зарывайся, товарищ лейтенант, — сказал я полусерьёзно.
— Виноват, товарищ полковник, — ответил Добролюбов, а прозвучало всё равно иронично.
— Неужто так заметно, что я с Зиночкой… ну, того самого? — спросил спустя какое-то время.
— У нас всюду глаза и уши, — пояснил лейтенант.
— Да, надо было получше маскировать личную жизнь, — сказал я.
— А без толку, — хмыкнул Добролюбов. — Шила в мешке не утаишь.
— Ты не умничай, Серёга, — пришлось усмирить его иронию. — Гляди, лучше бы в сторону вышестоящего руководства нос не поворачивать. Как бы не укоротили.
Добролюбов
— Есть, товарищ полковник, — ответил и засопел. Чёрт, обиделся!
Я решил, что потом как-нибудь выскажу лейтенанту свою благодарность. За всё, что он сделал. А сделал немало: шутка ли — простой опер, милиционер в недавнем прошлом, который только и делал, что шпану гонял по Москве, сумел командовать отрядом, который не только огромные ценности сумел поднять со дна реки, но ещё и отыскать американскую атомную бомбу!
Вспомнив о сокровищах, я чуть по лбу себя не хлопнул. Это ж надо, забыл о них совсем, дурень! И ведь наш водитель где-то здесь, в Мишане. Андрей Сурков, если бы в своё время не поспешил за нами, тоже бы теперь сидел рядом с ним в кабине Студебеккера. Увы, сапёр предпочёл не ждать, потому и погиб с остальными. Эх, судьба солдатская…
Я задумался над тем, как поступить к ценностями. Та часть, которую выделил для Добролюбова, понятное дело, ему же и достанется, он ведь должен отчитаться перед командованием. Но другая, оставленная для самого себя, — как с ней быть? Прямо сейчас попытаться добраться до дома владельца типографии и забрать? Глупо. В связи с новыми обстоятельствами неизвестно, чем всё для меня может закончиться. Потому пусть полежат, никуда не денутся. Да и китаец не сунется. Ему же чётко объяснили: внутри хитрая мина. Попробует открыть — конец.
Оставалось только ждать, а больше ничего. К вечеру около «Ворошиловца» остановился чёрный «Мерседес», — трофейный, разумеется, видать из Германии сюда доставили, чтобы перевозить кого-то очень важного. Спереди и сзади него — два броневика. Из них высыпали бойцы, окружили машину, ощетинившись стволами ППШ.
— Смотри, — ткнул меня в бок Добролюбов, пробуждая от дрёмы. После «наркомовских» и сытной еды меня в сон потянуло. — Кто-то приехал. Видать, начальство из Москвы.
Мы встали, замерли. Подошёл майор Грозовой. Ничего не говоря, тоже вытянулся.
Дверца «Мерседеса» медленно открылась, и оттуда выбрался… заместитель начальника ГУКР Смерш по разведработе генерал-лейтенант Николай Николаевич Селивановский. Я-то его узнал сразу, поскольку хорошо учился в Рязанском РВВДКУ и к тому же всегда интересовался историей гораздо глубже своих однокурсников. Но поразило меня другое: первый заместитель Абакумова специально прилетел сюда из Москвы, чтобы… а зачем, интересно?
Селивановского встречал сам командир полка Андрей Максимович Грушевой, который приехал буквально несколько минут назад. Вытянулся, несмотря на ранение, замер перед высоким начальством. Хотел было ему доложить, но генерал-лейтенант коротко рукой махнул, прерывая:
— Где объект?
Грушевой, видимо, не успел войти в курс дела, потому посмотрел на Грозового.
— Товарищ полковник, разрешите обратиться к товарищу генерал-лейтенанту! — громко сказал майор.
— Разрешаю.
— Товарищ генерал-лейтенант! Объект здесь, в тягаче, — сказал начальник разведки полка, показывая на «Ворошиловца».
Селивановский, ни слова не говоря, поспешил к тягачу. Резво поднялся в кузов, приподнял брезент, которым накрыли бомбу. Потом медленно опустил его. Обернулся на Грозового и спросил изменившимся от сильного волнения голосом: