Опасная граница
Шрифт:
Сверх того тумэтский хан получил личную «премию» в размере 20 000 лянов серебра.
Договор обеспечивал представителям монгольской знати, участвовавшим в даннической системе, титулы и дары в соответствии с их рангом, а также право на торговлю. Число монголов, участвовавших в даннической системе, все время увеличивалось, поскольку умершие никогда не вычеркивались из списков, а новые имена вносились в них постоянно. В сущности, такая политика вольно или невольно консервировала децентрализованную политическую систему в степи, существовавшую на момент подписания договора 1570 г. Централизованное кочевое государство могло финансироваться за счет ресурсов Китая лишь в том случае, если оно сохраняло монополию на контакты с китайским правительством. В этих условиях местный вождь, если он желал получать товары из Китая, должен был действовать через иерархическую имперскую структуру, поскольку не имел права вести переговоры напрямую
Китайские чиновники на границе жаловались на эту раздробленность. Иметь дело с одним правителем, таким как Алтан-хан, было гораздо проще, чем с множеством мелких племенных вождей в Ордосе, с каждым из которых нужно было договариваться отдельно. Многие из монгольских правителей имели лишь номинальную власть над племенами в своем регионе. Некоторые неизменно полагали более выгодным нарушать мир. Один из командующих китайскими войсками на границе, контролировавший район Ордоса, направил ко двору доклад, в котором объяснял причины того, почему его округ постоянно испытывает большие трудности:
Племена, кочующие в Хэ-тао, не похожи на тех монголов, которые живут к востоку от реки. На востоке все дела сосредоточены в одних руках. Если мы хотим вступить с их вождем в соглашение, то наши отношения, раз завязавшись, не изменятся и в 30 лет. В отличие от этого, ордосские племена разделены на сорок два отдела, из которых каждый претендует на наибольшее значение и вес… Все население Ордоса составляет несколько десятков тысяч человек, но поскольку оно разделено на сорок два отдела, каждый состоит не более чем из 20003000 человек, а некоторые лишь из 1000–2000 человек. При ведении с ними дела должно разделять их силы и принимать приносимую ими дань. Причем те, кто выразит свое подчинение ранее, должны милостиво приниматься и награждаться, прочих же следует прогонять. При всем том необходимо быть всегда готовыми к войне, дабы они знали, что Китай силен [311] .
311
МШ 327: 30a — b; Покотилов. История восточных монголов. С. 144–145.
Несмотря на трудности, мирный договор обеспечил период относительного мира на границе и огромное сокращение военных расходов. Расходы на армию в военных округах Сюаньфу, Датун и Шаньси в 1577 г. составили лишь 20–30 % от расходов, существовавших до заключения договора. Расходы на организацию рынков и прямые выплаты, которые обеспечили мир с тумэтами, составляли лишь 10 % от затрат на содержание пограничных войск в 1580-е гг., хотя по мере того как запросы кочевников росли, объем сберегаемых средств уменьшался [312] . Для китайцев такой договор заключал в себе еще и то преимущество, что уменьшал возможность объединения степи, о чем в свое время заботился Юн-ло, поддерживая многочисленных мелких и жадных степных правителей, которые противились любой централизации. Эта политика была успешной, однако остается непонятным, почему династии Мин потребовалось так много времени, чтобы последовать тем советам, которые уже давно высказывались ее пограничными чиновниками.
312
Serruys. Tribute System. P. 68. Not. 11.
Мнения минских политических деятелей по вопросу о выплате дани кочевникам всегда расходились. Как и при предшествующих династиях, даннические миссии являлись легитимным способом предоставления субсидий и товаров северным «варварам». Посланники приносили «дань» (обычно чисто символическую), а в ответ получали богатые дары, щедрое угощение и доступ к доходным рынкам. Китай получал моральное удовлетворение, обращаясь с посланниками так, как будто они прибыли из подчиненных государств. Это позволяло двору выплачивать большие суммы денег, часто просто разорительные, официально не признавая, что он является объектом вымогательства. Таким образом поддерживалась видимость китаецентричного мирового порядка с несравненным и всемогущим императором во главе, в то время как на практике осуществлялся гораздо более гибкий подход. Рациональным зерном этой политики было то, что данническая система и рынки обходились гораздо дешевле и были менее обременительны, чем войны. Еще одно ее редко признаваемое преимущество заключалось в том, что слабая династия всегда могла положиться на военную помощь кочевников при подавлении восстаний или отражении нападений, поскольку кочевники стремились поддерживать выгодный им порядок. Те же, кто был противником даннической системы, указывали на ее дороговизну и утверждали, что дары и возможность торговать просто усиливают врагов Китая. Эти чиновники настаивали либо на агрессивной военной политике, либо на глухой обороне.
Доводы в пользу любого внешнеполитического курса могли подкрепляться ссылками на прецеденты, имевшие место в истории Китая. Династии Хань и Тан, образцовые с точки зрения китайских политиков, на ранних этапах своего существования заключали с кочевниками неблаговидные сделки.
Ни Хань, ни Тан не пытались следовать пассивной политике самоизоляции, которая стала проводиться после смерти Юн-ло. При ней кочевникам было отказано в возможности торговать и получать субсидии, в то время как китайские войска сдерживали постоянные нападения. А нападения были: династия Мин пережила больше атак, чем любая другая из китайских династий.
Однако Мин отказывалась сотрудничать со степью даже в условиях ухудшения ситуации на границе. Еще более удивительно, что отказ исходил от династии, чьи экономические проблемы и трудности в поддержании вооруженных сил были гораздо большими, чем у Хань и Тан. Китай эпохи Мин никогда напрямую не контролировал северо-восточные и северо-западные пограничные регионы, а после смерти Юн-ло не проводил кампаний в степи. С учетом военных проблем и экономических трудностей встает вопрос: почему династия Мин отказывалась иметь дело со степью, как это делали другие китайские династии?
Ответ, по-видимому, заключается в значительно более остром восприятии минским двором опасности, которую представляли кочевники для Китая. Монгольское завоевание нанесло Китаю такой урон, что оставило после себя в наследство страх, неведомый во времена Хань и Тан. Больше всего Мин опасалась, что кочевники снова вознамерятся завоевать Китай. Династии Хань и Тан также подвергались нападениям номадов, однако они никогда не рассматривали последних как возможных завоевателей Китая. Такое предположение было справедливым: стратегия внешней границы требовала, чтобы кочевники избегали оккупации китайских земель, создавая династии в Китае только после падения в нем централизованной власти. Мин же, напротив, сменила монгольскую династию Юань — единственный образец прямого завоевания степью Китая. После вытеснения Юань из Китая ойраты и восточные монголы вновь обратились к традиционной стратегии сюнну, тюрков и уйгуров. Однако Мин больше не желала рассматривать кочевников как простых вымогателей. Для нее их атаки были предвестниками нового завоевания Китая степью. Особенно большую тревогу вызывало расположение минской столицы в центре беспокойной пограничной области. Это отношение особенно укрепилось после поражения при Туму, поскольку Мин была единственной династией, потерявшей своего императора в сражении со степными племенами.
Кроме того, Мин боялась, что она вероятнее повторит судьбу слабой династии Сун, чем могущественных династий Хань и Тан. Минский двор опасался, что выплаты и торговля будут усиливать его соперников до той поры, пока последние не окажутся достаточно сильными, чтобы уничтожить династию. Сун выплачивала огромные суммы киданям, чжурчжэням и, наконец, монголам только для того, чтобы сначала потерять Северный Китай, а затем быть поглощенной монголами. Мин четко осознавала, что она, как и Сун, была династией южного происхождения, которая в первый период существования захватила большую часть северных земель, а потом оказалась неспособной должным образом организовать пограничную оборону. Таким образом, вместо того чтобы обратиться к созданию рынков и выплате субсидий кочевникам в качестве обычных средств дипломатии, Мин рассматривала эти действия как первый шаг на пути, который привел династию Сун к падению. Некоторые чиновники ратовали за более реалистичную политику. Пограничные военачальники, в частности, настаивали на уступках требованиям кочевников в вопросе рынков и выплат, однако им противостояли другие чиновники, опасавшиеся «неискренности» монголов. Во время обсуждения пограничной политики в 1542 г., когда Алтан-хан разорял столичную область, Ян Шоу-цянь раскритиковал доводы, основанные на использовании аналогий с династией Сун. Он указал, что взаимоотношения в рамках даннической системы были надежным средством предотвратить войну, и это средство уже использовалось на других участках границы [313] .
313
Ibid. P. 59–61.
Даннические миссии, конечно, были частью минской политики во времена правления Юн-ло. Юн-ло открыл рынки для торговли лошадьми с урянхайскими племенами и осуществлял торговлю чаем на западе, приобретая таким образом себе союзников. После его смерти и объединения степи под властью Эсэна отношение Мин к кочевникам в корне изменилось. Китайцы утратили контроль над даннической системой, когда Эсэн стал направлять к ним все больше и больше посольских миссий. После того как Мин воспротивилась этому, Эсэн развязал войну с целью реорганизации даннической системы, чтобы увеличить поступление в степь товаров в обмен на мир. Как мы видели, захват Эсэном императора породил неожиданные проблемы и привел к падению могущества ойратов. Это событие дало передышку Китаю, поскольку политическая организация степи разрушилась, даннические миссии кочевников численно уменьшились, а затем и вовсе прекратились. Позднее, около 1530 г., когда кочевники потребовали восстановления прежней системы и расширения ее за счет торговли, Мин ответила отказом, опасаясь, что таким образом будет финансировать собственное падение. Эти страхи росли по мере того, как падала обороноспособность Мин.
Перед бегущей
8. Легенды Вселенной
Фантастика:
научная фантастика
рейтинг книги
