Опасная граница
Шрифт:
В ретроспективе эти два завоевания рассматриваются как осуществление великого плана маньчжурской экспансии. В действительности оба были сделаны от отчаяния. Они свидетельствовали о характерной особенности, которая проявилась в более поздних кампаниях, когда обладавшие большой военной силой чжучжэни были вынуждены нападать не потому, что это было выгодно с военной точки зрения, а ввиду крайней экономической необходимости. Великая эпоха маньчжурских завоеваний была результатом скорее экономической нестабильности, нежели четкого военного планирования.
Хотя пограничные набеги были обычным делом, атака чжурчжэней на Фушунь стала первым серьезным конфликтом между Нурхаци и Мин. В ответ Китай отправил против чжурчжэней в 1619 г. экспедиционный корпус численностью 80 000–90 000 человек. Нурхаци разгромил его при Сарху, что повлекло за собой капитуляцию городов Ляодуна, и к 1621 г. вся территория полуострова к востоку от реки Ляохэ оказалась в руках чжурчжэней. Впервые власть Нурхаци распространилась на бывшие минские провинции, и ему пришлось заняться незнакомым делом — налаживанием административной системы на коренных китайских землях. Именно в связи с этим и появилась дуальная форма
Захват Ляодуна не встретил всеобщей поддержки со стороны чжурчжэньской знати. До 1619 г. Ляодун представлял собой пограничье, на которое совершались набеги с целью захвата рабов и добычи. Поскольку знамена имели право присваивать себе всю захваченную добычу, они нуждались в постоянной территории для набегов. Несмотря на то что включение Ляодуна в состав чжурчжэньской империи увеличило ее размеры, набеги на эту территорию стали невозможны, а доходы от налогов шли теперь имперскому правительству, а не знаменам. Вторым предметом недовольства была неплеменная форма управления, используемая Нурхаци в Ляодуне. Традиционно новые подданные распределялись между знаменами в качестве дополнительных стрел, увеличивая личный состав каждого знамени и усиливая возглавлявшего его бэйлэ. Нурхаци нарушил эту традицию, объявив, что, поскольку весь Ляодун населен китайцами, с его жителями будут обращаться как с подданными государства, не имеющими отношения к племенным знаменам, а китайские чиновники останутся на своих местах, чтобы исполнять незнакомые кочевникам административные функции. Это явилось двойным ударом по бэйлэ. Им было отказано в праве на добычу и захват пленников, которые являлись основным источником дохода. Более того, китайские подданные и территория должны были оставаться под единоличным контролем Нурхаци. Таким образом, государство чжурчжэней создало модель дуальной организации, которая предполагала, что нечжурчжэньские подданные будут лояльны ему, не являясь частью его племенной основы.
Оппозиция новой политике проявилась открыто, когда Нурхаци перенес столицу на юг, в бассейн китайской реки Ляохэ, т. е. за пределы территории племен. Первоначально она была перенесена в Сарху, а затем в Ляоян (Мукден). Кроме того, Нурхаци потребовал, чтобы вслед за столицей на юг переместились и знамена. Его племянник Амин, сын Шурхаци, самый своенравный из бэйлэ, открыто бросил вызов Нурхаци, поначалу отказавшись занять предписанную ему территорию. Некоторые из сыновей Нурхаци вместе с сочувствующими им амбанями планировали захватить престол и вернуться к старым порядкам. Нурхаци раскрыл заговор и, чтобы удержать власть, отреагировал незамедлительно. Казнив некоторых из своих старых советников, он, чтобы уменьшить силу бэйлэ, отобрал у них многие китайские семьи, пожалованные им ранее. Экономическая независимость знамен была еще раз подорвана в 1622 г., когда Нурхаци объявил, что отныне вся добыча, взятая во время набегов, будет распределяться поровну между всеми 8 знаменами. Это было сделано для того, чтобы предотвратить усиление какого-то одного из знамен. Во исполнение приказа амбаням было предписано лично наблюдать за распределением трофеев и вести их строгий учет.
Политика Нурхаци по отношению к китайским подданным первоначально по форме напоминала его политику по отношению к чжурчжэням. Хотя китайцы и не входили в систему знамен, Нурхаци нуждался в их труде, чтобы развивать сельскохозяйственное производство. Он попытался переманить земледельцев из степи Ляоси, управляемой Минами, на земли чжурчжэней, обещая им лучшую жизнь: «Если вы пойдете внутрь [Китая], ваш император, поскольку он плох, не будет заботиться о вас. Если вы пойдете в Гуан-нин, монголы примут вас. Но есть ли у них зерно или одежда? Если вы придете в Ляодун на востоке, я дам вам землю и буду хорошо обращаться с вами. Приходите в Ляодун» [321] . Эта бесхитростная пропагандистская кампания провалилась, потому что условия жизни в Ляодуне на самом деле не были такими уж хорошими, а гражданские беспорядки в Китае еще не довели людей до такого состояния, чтобы они готовы были уйти. В прежние эпохи массовый переход населения к правителям «варварских» государств происходил только тогда, когда действующая в Китае система управления полностью рушилась. В такие периоды инородческие пограничные государства обеспечивали лучшую защиту от бродячих вооруженных отрядов и голода. Состояние дел в минском Китае еще не достигло этой критической точки.
321
Ibid. P. 38–39.
Нурхаци начал правление в Ляодуне, предполагая, что проживающие там китайцы могут быть интегрированы в чжурчжэньское государство так же, как прежде были интегрированы чжурчжэни, монголы и пограничные китайцы. После неприятностей с бэйлэ Нурхаци, должно быть, видел в китайцах полезный противовес влиянию племен. Однако, как только он приказал китайским и чжурчжэньским семьям, проживавшим вдоль границы, переселиться в общие деревни, вспыхнули острые разногласия (план переселения был предложен китайцами, чтобы избежать депортации). Хотя чжурчжэням и китайцам было приказано обрабатывать землю совместно, чжурчжэни обращались с китайцами как со своими слугами, а не как с равноправными работниками. Китайцы, проживавшие в Ляодуне, были разочарованы таким отношением и в 1623 г., после неурожая, восстали. Хотя восстание и было быстро подавлено, оно серьезно напугало чжурчжэней, поскольку китайцы применяли
Давайте сделаем так, чтобы все наши бэйлэ и чиновники жили счастливо. Если нынче я разгневан и плюю в ваши лица, так это потому, что вы неверно судите преступников. Почему вы позволяете китайцам, занимающим высокие посты, быть равными вам? Если маньчжур совершил какое-либо преступление, обратите внимание на его заслуги. Спросите, что он сделал. Если имеется какой-нибудь небольшой предлог, используйте его как основание, чтобы простить его. Если же китаец совершил какое-либо преступление, заслуживающее смертной казни, или он не трудится так усердно, как обязан, или своровал что-либо, почему бы не убить его и всех его потомков и родственников вместо того, чтобы освобождать его после побоев? Тех же китайцев, которые были с нами со времен Фэйала, судите, как чжурчжэней. Как только приговор вынесен, вы не можете снова изменить его. Он подобен мулу, который не знает дороги назад. Вы, восемь бэйлэ, тайно прочтите это письмо бэйлэ и чиновникам различных знамен. Не допускайте, чтобы люди услышали это. Знаете ли вы, что они [китайцы] отравили наших женщин и детей в Яо-чжоу после ухода наших войск? [322]
322
Roth. The Manchu-Chinese relationship. P. 19.
Основы маньчжурской дуальной системы управления с ее разделением чжурчжэньской и китайской администраций родились вместе с первым опытом управления Ляодуном. Эта политика пришла на смену старой племенной модели управления, которая не годилась для руководства китайским населением в китайских провинциях. Нурхаци добился включения в свое государство небольших племен чжурчжэней и монголов, а также групп китайцев, проживавших вдоль границы, однако многочисленность китайцев Ляодуна и опасность восстания с их стороны убедили его в необходимости проведения новой политики. Разделение чжурчжэней и китайцев не было вызвано, однако, расовыми предрассудками, поскольку в письме, цитируемом выше, говорится, что старые китайские семьи, которые находились в союзе с чжурчжэнями еще до завоевания Ляодуна, нужно рассматривать как равные семьям чжурчжэней. По-видимому, это была политическая стратегия, направленная на сохранение власти небольшого числа завоевателей над гораздо большим числом китайцев.
В соответствии с новыми правилами китайцам и монголам было запрещено носить оружие, тогда как чжурчжэни были обязаны носить его. Были созданы отдельные чжурчжэньские кварталы в городах. Китайские чиновники, которым были пожалованы должности для управления китайским населением, были переведены на низшие ступени иерархической лестницы. Последняя мера озлобила многих из них, ведь они переходили на сторону чжурчжэней в надежде сохранить прежние звания и должности. Они оставались лояльными во время восстания 1623 г., поднятого местными китайскими крестьянами, однако новые притеснения со стороны чжурчжэней подтолкнули их к восстанию, которое вспыхнуло в 1625 г. Этот бунт, как и предыдущий, был быстро подавлен чжурчжэнями. Многие мятежные чиновники лишились своих должностей. Масштабы чисток, однако, были ограниченными, поскольку чжурчжэни нуждались в китайском опыте управления и участии китайского населения в обработке земли и ратной службе. Когда, вслед за восстанием 1625 г., большое число китайцев бежало, Нурхаци предостерег своих командиров от массовых убийств. «Если жители Ляодуна восстали и бежали, они совершили преступление. Но зачем убивать их? Берите их в солдаты, и пусть китайцы сражаются с китайцами. Это пойдет на благо чжурчжэням» [323] . Чжурчжэни учились искусству управления, но делали это медленно.
323
Li. Rise of the Manchu State. P. 111–112.
Раннее государство Цин
Нурхаци скончался в 1626 г. после безуспешной атаки на Ляоси, во время которой войска Мин использовали против чжурчжэней пушки. Он оставил своим наследникам небольшое пограничное государство, все еще плохо организованное и отягощенное проблемами государственного роста, которые было не так-то просто решить. Он очень умело манипулировал политическими силами племен для создания системы знамен и был достаточно умен, чтобы централизовать власть, обеспечивавшую контроль над этой системой. Однако его взгляд на мир был скорее местечковым, нежели имперским. Даже после провозглашения себя ханом Нурхаци не был способен отделить интересы чжурчжэньского государства от интересов чжурчжэньских племен, за исключением тех случаев, когда под угрозой находилась его личная власть. Поэтому его успехи в завоевании Китая и управлении знаменами были ограниченны. Хотя Нурхаци в борьбе против соперников и стремился централизовать власть, он все еще был приверженцем идеи совместного племенного правления. В своем завещании он призывал к созданию общей конфедерации, управляемой советом с периодически сменяющимся руководителем. По иронии судьбы в этом призыве слышится ностальгия по маньчжурской клановой форме правления, с которой Нурхаци так яростно боролся при жизни. Его сыну Хунтайцзи удалось достичь большего и превратить чжурчжэньское племенное ханство отца в «маньчжурское» государство, способное бросить вызов Китаю.
Перед бегущей
8. Легенды Вселенной
Фантастика:
научная фантастика
рейтинг книги
