Операция «Гадюка» (сборник)
Шрифт:
— Она согласна! — крикнул император.
Народ за столом и вокруг стал буквально беситься от радости, и потому особенно странно выделялось в толпе мрачное лицо. Оно принадлежало худому, изношенному старику в инвалидной коляске, за спиной которого стоял бугай в белом халате с вышитым на животе большим красным крестом. Вторым недовольным был Веня Малкин. Взгляд Вени был мрачным и углубленным в себя.
Люся улыбнулась Леониду Моисеевичу — хоть одно родное лицо в этом шабаше. Доктор подмигнул ей. Он снял халат
— Вот и все, — сказал император. — Поцелуй меня, не стесняйся, это для публики.
Господи, как же она не заметила, что уже обвенчана?
Велосипедисты приподняли императора.
Люся послушно поцеловала его в щеку. Щека была густо напудрена. У Люси запершило в носу, и она громко чихнула.
— К счастью! — крикнул кто-то из толпы.
— Горько! — начали кричать с того конца стола.
В зале было полутемно — свет скупо проникал сквозь окна, и на длинном столе стояли керосиновые лампы.
— Это бред какой-то, — сказал Веня Малкин и стал проталкиваться прочь, но Дантес заметил это движение, схватил Малкина за полу куртки и потянул к себе.
— У меня для вас есть сюрприз. Держите. — Он протянул Вене пластиковый мешок.
— Это что?
— Отойдите со мной, — сказал Дантес. — Я все объясню.
Император протянул Люсе лапу, пожатие толстых пальцев было слабым.
— Слава императрице! — закричал он странным, петушиным голосом.
— Слава! Слава! — подхватили придворные. Сегодня их было куда больше, чем мест за столом. Произошла давка, кого-то уронили на пол, кого-то побили, император искренне радовался и с удовольствием называл драчунов жене:
— Это мой герцог Задунайский, смотри, как он Дмитрия Донского колотит! А видишь академика Морозова?
— Скажите, а у кого-нибудь настоящие имена здесь есть? — спросила Люся.
Император задумался.
— Предпочитаю считать твой вопрос провокационным, — ответил он наконец. — Ибо им ставится под сомнение моя личность и легитимность моего пребывания на троне. А должен сказать тебе, что ветераны-хранители также упорно ставят это под сомнение.
— Значит, ты все-таки липовый, — упрямо сказала Люся.
— Я ношу тронное имя, потому что у меня власть, — ответил император. — Именно власть. Я могу казнить кого угодно. Издам декрет и казню тебя тоже.
— Издайте декрет о том, что императрицу казнить нельзя, — сказала Люся.
— Это почему еще? — Император искренне удивился.
— Потому что если сегодня можно казнить императрицу, то завтра можно будет казнить и императора.
— Чудесно, остроумно, — воскликнул толстяк, — правда, Кюхля?
— Разумно. Каждый думает о своей шкуре, — ответил Кюхельбекер.
Подошел Дантес, наклонился к императору.
— Он не хочет петь для нас. Даже не хочет переодеваться.
Люся
— Чем мотивирует? — спросил император. Никогда бы настоящий Павел Первый не сказал так — мотивирует…
— Он сказал, что никому не подвластен. И никому не слуга.
— Дантес, душечка, объясни этому ослику, что он здесь совершенно одинок. Здесь нет его славы, нет его денег, нет его друзей. Только он. Пообещай показать ему обгорелые столбы на площади. Пускай посмотрит и подумает… Ну ладно, ты убедительно сможешь это сделать. А сейчас — за честной пир! Гуляем!
И опять — словно и не прошло шести лет — перед императором и первыми сановниками стояли блюда с бананами, ананасами, ветчиной и сыром. Дальше — бутылки с соком, стаканы с портвейном, печенье на тарелках, а в дальнем конце стола — только вода.
Впрочем, не важно, что есть, — важно, где сидеть.
Люсе есть не хотелось.
— Не отказывайся от пищи, — сказал император. — Я себя заставляю есть каждый день. Вот мне не хочется, а я заставляю, потому что хочу остаться здоровым, хочу быть человеком! Понимаешь меня, Люси?
Люся кивнула. В императоре прятался человек, которому очень страшно.
— Ты съешь банан, ты же императрица.
— Да у нас их вагонами привозят.
— А у нас их только император кушает. И те, кому он дозволит.
Он оторвал от грозди банан, и Люся почувствовала, как весь длинный стол, замерев, смотрит на руки императора.
Император протянул банан Люсе, та взяла, по столу прокатился удрученный вздох.
Император засмеялся.
— Ждут, — сказал он. — Ведь это главнее ордена. Я с орденами все никак не разберусь, что попадется, тем и награждаю. А с бананом все ясно.
Он оторвал от грозди еще один банан и кинул его через весь стол. Над столом поднялись руки — гости старались перехватить снаряд. Но тот точно опустился в руки незнакомой Люсе худенькой женщины. Издали не было видно, старая она или молодая.
Женщина взяла банан и стала его чистить.
— Ты не знаешь, — сказал император, — она у нас новенькая. На тот Новый год примчалась. И что любопытно — оставила там у вас мужа и двоих детей. Она у меня числилась в фаворитках до твоего приезда. Так что держись от нее подальше — убьет.
Император засмеялся. И тут же оборвал смех и закричал:
— Ура! Наконец-то! Главное развлечение!
Люся увидела Веню Малкина. Он стоял справа от стола, вместо куртки на нем был малиновый пиджак. В руках гитара.
Веня не смотрел на императора.
— Надо бы поклониться, — сказал Дантес.
Веня как будто не услышал. За столом восстановилось молчание.
Веня начал петь свой известный шлягер «Ты моя малайка, дай-ка!».
Слушали его внимательно, это было непривычное развлечение.