Оракул с Уолл-стрит 4

Тыналин Алим

— Губернатор, — звучным голосом произнес Роквуд, — позвольте представить вам мистера Уильяма Стерлинга из фирмы «Стерлинг, Харрисон и Партнеры».

Рузвельт повернулся ко мне, и я впервые увидел вблизи человека, который через несколько лет возглавит страну в самый трудный период ее истории. Высокий, около шести футов ростом, с широкими плечами и характерной улыбкой, он излучал харизму, которая была почти осязаемой.

— А, мистер Стерлинг! — его голос имел тот особый тембр, который позже

покорит Америку в радиопередачах. — Очень рад познакомиться. Ваши взгляды на ситуацию на финансовых рынках вызвали у меня большой интерес.

Он протянул мне руку, крепкую, теплую, с рукопожатием человека, привыкшего командовать. Я заметил, как он слегка опирается на трость, но в его движениях не было ни капли неуверенности.

— Честь для меня, губернатор, — ответил я. — Надеюсь, мои скромные соображения не вызвали у вас лишнего беспокойства.

— Наоборот! — рассмеялся Рузвельт. — В наше время ответственный политик должен бояться только тех, кто говорит, что все прекрасно. Как вам кажется, оправдана ли нынешняя эйфория на рынках?

Прямой вопрос с порога. Я сделал паузу, обдумывая ответ. Остальные присутствующие обратили внимание на нашу беседу.

— Губернатор, — сказал я осторожно, — рынок похож на плотину. Пока вода поднимается постепенно, все кажется под контролем. Но есть критический уровень, за которым… Впрочем, возможно, это излишне пессимистичный взгляд.

— Нет, нет, продолжайте! — Рузвельт наклонился вперед, его глаза загорелись интересом. — Что вы видите такого, чего не замечают оптимисты с Уолл-стрит?

Я взглянул на остальных собеседников. Они слушали внимательно, среди них не было случайных людей. Возможно, настало время высказаться откровеннее.

— Маржинальная торговля, губернатор. Когда люди покупают акции, внося только десять процентов собственными средствами, это создает пирамиду кредитов. Если рынок повернет вниз на пятнадцать-двадцать процентов…

— Начнутся принудительные продажи, — закончил за меня седой джентльмен с моноклем. — И падение ускорится лавинообразно. Замкнутый круг.

Рузвельт кивнул.

— Это мистер Пэрриш, — представил его Роквуд, — экономический советник нашего губернатора. Думаю, вы найдете много общего в ваших оценках ситуации.

Пэрриш протянул мне руку.

— Чарльз Пэрриш, весьма приятно. Мало кто в финансовом мире разделяет наши опасения. Большинство считает, что мы вступили в «новую эру» постоянного процветания.

— Каждое поколение думает, что открыло формулу вечного счастья, — заметил я. — Но экономические циклы не отменишь оптимизмом.

— Абсолютно верно! — воскликнул Рузвельт. — Скажите, а в вашей фирме вы следуете консервативной стратегии?

— Мы постепенно увеличиваем долю защищенных активов в портфелях клиентов, —

ответил я дипломатично. — Это непопулярная позиция в нынешних условиях, но мы считаем ее разумной.

— И правильно делаете, — одобрительно кивнул губернатор. — А что скажете об управлении государственными финансами? Должны ли мы следовать тем же принципам?

Интересный вопрос. Рузвельт явно нащупывал почву для будущих реформ.

— Правительство имеет рычаги, недоступные частному бизнесу, — сказал я. — Но принцип диверсификации рисков универсален. Государство не должно зависеть от одного источника доходов или полагаться на бесконечно растущие налоговые поступления от биржевых спекуляций.

— Мудрый совет, — улыбнулся Рузвельт. — А что думаете об общественных работах как способе стабилизации экономики?

Эта тема занимала центральное место в будущем «Новом курсе». Очевидно, Рузвельт уже тогда обдумывал подобные идеи.

— В периоды экономических трудностей государственные инвестиции в инфраструктуру могут стать эффективным способом поддержания занятости и совокупного спроса, — ответил я, стараясь не слишком забегать вперед. — Правда, важно выбирать проекты, которые принесут долгосрочную пользу, а не просто создадут работу ради работы.

— Например?

— Дороги, мосты, общественный транспорт, — перечислил я. — Инфраструктура, которая останется полезной и через десятилетия.

Наш разговор прервал звон гонга. Уитмен появился в дверях зала.

— Дамы и господа, ужин подан, — объявил он.

Мы направились в главную столовую, обширное помещение, способное вместить около трех десятков гостей. Длинный стол из красного дерева занимал центральное место под люстрой из венецианского хрусталя. Сервировка поражала: тончайший фарфор Royal Worcester, серебро от Tiffany Co., бокалы из богемского стекла, каждый элемент выбран с безупречным вкусом.

Рузвельт занял место справа от Роквуда-младшего, мне досталось кресло напротив губернатора. Остальные гости рассредоточились вокруг стола с той дипломатической точностью, которая превращала светский ужин в тщательно срежиссированное представление.

— Надеюсь, вы не возражаете против французской кухни? — спросил Роквуд-младший, разворачивая салфетку из тончайшего полотна. — Наш повар Анри готовил для посольства в Париже.

— Полагаю, для губернатора приемлема любая кухня, если она хорошо приготовлена, — с улыбкой ответил Рузвельт. — Хотя должен признать, что Элеонора приучила меня к более простой пище.

Официанты бесшумно разливали вино Шабли премьер-крю 1921 года к первому блюду, судя по этикетке. Я заметил, как осторожно наполняют бокал Рузвельта, видимо, губернатор предпочитал умеренность.