Орлиное гнездо
Шрифт:
Он вывел ее во двор, теперь озаренный солнцем, где ждала та же телега.
– Не высовывайся, если не хочешь себе худа, - посоветовал турок. Василика кивнула. Это и она сама очень хорошо понимала.
– Куда мы едем? – спросила она. Девушка едва ли ждала ответа; но, к ее удивлению, Абдулмунсиф ответил.
– На юг. Встретиться с одним большим господином, - сказал он. – А теперь залезай в телегу, и чтобы тебя было не видно и не слышно!
Василика покорно залезла в возок, хотя от слов покровителя у нее занемели ноги и руки. Теперь она почти уверилась, что Абдулмунсиф поехал навстречу князю, вдовцу Иоаны.
Василика опять натянула на себя смердящие лошадьми попоны и, обхватив колени руками, закрыла глаза. Господи, избави! Господи, вразуми!
Они продвигались на юг несколько дней; к счастью, никакой враг им не встретился. Василика не казала носа из возка: монахини снабдили их пищей и водой, а все дела решались мужчинами, которые ее сопровождали. Может, их не трогали потому, что Штефан и его спутники были турки…
И через три дня пути они остановились, как обычно, на привал – но Василика поняла, что случилась какая-то беда, по тому, что к ней никто не заглядывал и не тревожил слишком долго. Тогда она выглянула сама.
Откинув холстину, девушка услышала снаружи голоса. Разговаривали мужчины: и она сразу узнала оба голоса и их обладателей.
Княгиня до сих пор не понимала, как похожи эти два мужа: должно быть, потому, что редко видела их вместе, и ей и в голову не приходило их сравнивать.
– С чем ты приехал, Слуга Справедливости? – спросил холодный и усталый голос Белы Андраши, низложенного господаря Валахии.
– С неотложными вестями, князь, - дурными вестями! Но есть и добрые, - отвечал Штефан-Абдулмунсиф. – Твоя княгиня погибла, но славной смертью - и я вывез ее тело невредимым и похоронил по христианскому обряду!
Последовало долгое морозное молчание. Василика вся сжалась в своем возке и дрожала.
– Добрые вести, Слуга Справедливости! Добрые, - проговорил наконец холодный и безмерно усталый голос господаря.
========== Глава 68 ==========
Василика, не дыша, переводила взгляд с одного благородного мужа на другого – они казались братьями, если не по крови, то по вере. Оба были бледны и измучены так, как не сушат человека ни труд, ни телесные лишения: только сухотка души. И тут Василика поняла то, до чего женщины доходят куда быстрее мужчин: оба эти человека любили государыню.
Только один был ее мужем, а второй, турок, лишь добивался… Сейчас, когда княгиня умерла…
– Господи, помилуй, - прошептала валашка. Занесла руку для крестного знамения, но замерла, не желая привлекать внимание; она продолжила наблюдать за своими повелителями во все глаза. Знал ли князь о Штефане то, что вмиг успела понять о нем простая прислужница княгини?
– Ты, должно быть, устал, голоден, - наконец сказал Андраши турку, никак больше не показывая, что у него на сердце. – Пойдем, тебе дадут поесть и умыться!
– Со мной женщина, князь, - отвечал Абдулмунсиф. Василике захотелось провалиться обратно в телегу или вовсе сквозь землю; но она не успела исчезнуть, оба мужчины повернулись к ней и вперили в нее взгляды, как голодные волки. Ей показалось, что они принюхиваются к ней издали, как волки!
Потом Андраши едва заметно улыбнулся. – Позаботься о своей женщине! –
Василику опять сволокли с телеги прежде, чем она сделала хоть одно движение. Девица надеялась, что она и Абдулмунсиф так и уйдут, минуют князя: оба эти мужчины казались валашке сумасшедшими, но турок ее пугал менее господаря, лишившегося враз и короны, и любимой жены. Однако Абдулмунсиф подвел свою подопечную к Андраши - словно затем, чтобы тот оценил ее, как товар на базаре.
Венгр оглядел девицу внимательно и очень холодно. Потом сказал, воззрившись на ее покровителя:
– Тебя проводят туда, где можно согреть воды для купанья и подобрать для нее одежду на смену. Пусть оденется мужчиной, будет меньше заметно! И тебе придется следить за ней неотлучно, здесь одни мужчины!
– Я понимаю, эфенди, - с низким поклоном ответил турок. Потом, сжав губы, взглянул на Василику. Он схватил ее за плечо.
– Идем!
Василика ощутила себя рабыней, стократ хуже, чем была во дворце, – там за ней присматривали, там были знакомые дворовые, другие девушки и женщины! Там была княгиня, ласковая к ней! А здесь никто не смилостивится, даже если Василика изойдет слезами!
Но слезы рабы – что вода. Пора бы ей это запомнить. Один Бог милосерд!
Вспоминая Бога, покойную мать, княгиню, Василика, сдерживая слезы, пошла за своим покровителем и проводником, которого князь придал к ним: показать устройство лагеря. Штефан следовал за человеком князя легким широким шагом, не оглядываясь; Василика, несмело покрутив головой, поняла, что они в большом военном лагере. Солдаты занимались своими делами. Кое-кто, замечая новоприбывших, смотрел на них с жадным любопытством и показывал на них товарищам; Василика вся сжималась под таким вниманием.
Проводник никак не одергивал солдат. Но Штефан однажды, когда двое венгров высмотрели и стали ощупывать взглядами девушку и смеяться, свирепо прикрикнул на них:
– Не глазеть и заткнуть пасть!
И, точно в этом турке было что-то особенное, солдаты тут же отвернулись от Василики и замолчали.
Остановились они перед высоким шатром, покрытым войлоками и шкурами, для тепла. Проводник попросил Штефана подождать и зашел внутрь один.
Через несколько мгновений оттуда вместе с ним появилось трое воинов с растерянным и негодующим видом: не просто воинов – военачальников, с перьями на шапках, в дорогих бронях поверх кафтанов на дорогом меху. Они в гневе и изумлении воззрились на Штефана и его спутницу. Посланник князя резко показал своим господам в сторону – прочь, уходить прочь. Они быстро ушли, размахивая руками и ругаясь.
Потом проводник что-то объяснил Штефану на чужом языке, но не на турецком: Василике показалось, что это был венгерский. А следом за этим турок повернулся к девушке, которая вся оцепенела, наблюдая такие события.
– Этот шатер освободили для тебя, - сказал он так спокойно, точно иначе никак не могло быть. А потом турок засмеялся, обнажив белые зубы, - голубые глаза горели блеском безумца или человека, пристрастившегося к дурману.
– Будешь жить как княжна!
Василике в этот миг захотелось умереть – или проснуться; но она не могла ни того, ни другого. Девица только опустила голову и вошла в шатер.