Орлиное гнездо
Шрифт:
Андраши быстро повернулся к своему собеседнику.
– Мы отвергли, Штефан, - сказал он сурово. – Ты христианин, как я! И ты знаешь, что мы, рыцари-братья, разошлись с церковью в том, что есть небо! Воскрешенная плоть не может быть бездеятельна и безрадостна, как и лишена пола!
Турок слабо улыбнулся.
– “Брат-дракон”, - проговорил он.
– “Брат-дракон”, - повторил венгр, склонив голову.
Он закрыл глаза – Абдулмунсиф смотрел на него с состраданием… и завистью.
– Ты высокий посвященный, князь, -
– Дракула разошелся с нами давно, - резко ответил господарь. – И я далеко не так высок, как ты меня полагаешь…
– Но все же именно Дракула был тот, кто сказал мне, что суть христианской веры – преображение человека в Господе с сохранением человека, единение с Господом с сохранением человека - а не полное благорастворение в возлюбленном Творце с самозабвением. Так думают те из нас, которые допускают единение с Творцом в любви, а не единственно преклонение перед Ним в раю, как рабов перед господином*, - проговорил турок: сейчас его валашская речь была гладка, точно катились волны. – В этом согласны и Дракула, и ты.
Андраши надолго замолчал. Потом резко сказал:
– Оставь меня сейчас, брат!
Турок бесшумно поднялся. Он поклонился своему повелителю со всем почтением; и пятясь неслышно удалился. Андраши остался сидеть как сидел – спиной ко входу в шатер; и это было хорошо, потому что никто не мог видеть, как по его лицу одна за другой сбегают слезы.
– Ах, моя Иоана, святая Иоана, - шептал князь. – Могу ли я когда-нибудь пожелать видеть тебя ангелом, а не женой? Как возможно этого пожелать? Как мне узнать тебя?
Он быстро осмотрелся, точно вдруг потревоженный прикосновением ангела – или демона. Всколыхнулось пламя в жаровне, и холодный ветер овеял его лицо. Андраши шевельнул губами, точно поцеловал этот ветер.
– Нет, - прошептал он. – Это я не могу любить…
Абдулмунсиф вошел в свой шатер, когда было уже темно: он постарался не шуметь, думая, что пленница спит. Но она услышала. Василика не спала – попросту не могла уснуть здесь, не переговорив со своим покровителем хотя бы немного!
– Господин! – приглушенно позвала она через полотняную перегородку, разделявшую их: вход для Абдулмунсифа находился с другой стороны.
Девушка думала, что турок может и не ответить. Но он отозвался – опустившись на колени, как и она, и приблизив губы к перегородке.
– Что тебе?
– Ты христианин, как и я, - а значит, мой брат, - тихо проговорила валашка, набравшись храбрости, волнуясь. – И поэтому я хочу сказать тебе, что мое христианское имя – Василика… Ты мой спаситель, господин, и я хочу сказать: да пребудет с тобой Господь…
Турок долго молчал. Но валашка знала, что Штефан здесь, что он не ушел, что он дышит через эту перегородку, как и она.
– Да пребудет и с тобой Господь, Василика, - наконец ответил ее спаситель.
Потом он бесшумно поднялся и отступил назад, на свою половину. Василика перекрестила своего покровителя через полотно, потом встала сама.
Она подошла к постели и легла; но долго еще не могла заснуть, ворочаясь с боку на бок. Ей было тревожно, ужасно тревожно: и никакая чужая забота, никакая благодарность или молитвы не могли развеять этого чувства.
* “Болук-баши” – военный чин в Османской империи, офицер: “болук” – отряд.
* Представление суфиев – ветви ислама, появившейся уже в VII веке: приверженцы суфизма веруют в возможность единения с Господом не с сохранением человеческой личности-творца (как считается у христиан), а с полным растворением в Творце. Известно противопоставление мусульманского рая-сада и христианского, града: то есть христианский знаменует соучастие человека в спасении.
========== Глава 69 ==========
Когда Василика проснулась, она поняла, что проспала очень долго. Как будто выпила макового зелья, которым сама когда-то поила княгиню по ее приказанию – для спокойного сна… Голова была тяжелой, а перед глазами все отливало красным.
Валашка поднялась и подошла к выходу, раздернула полотнища – и ее тут же всю пробрал холод. Хотелось есть; жаровни были потушены, и шатер давно простыл, а ее покровитель, конечно, ушел…
Но когда Василика вернулась назад, ее точно в спину поразил громкий голос.
– Куда ты направилась?
– Я никуда! Я только осмотреться! – торопливо откликнулась она, изумляясь, как это Штефан так быстро понял, что она куда-то пошла. Потом Василика увидела, что перегородка отодвинута - немного, но достаточно, чтобы следить за всеми движениями на женской половине.
Василика опустилась на колени и с великой осторожностью заглянула на хозяйскую половину.
– Я голодна, - робко сказала она. Ей хотелось выйти еще и по другой нужде – но пока ее хозяин тут, лучше об этом забыть.
– Сейчас принесут еду, - ответил турок, который был занят какой-то работой и даже не поднял головы, разговаривая с ней. – И нечего тебе осматриваться, я буду сам говорить все, что нужно!
И тут Василика с изумлением поняла, что Абдулмунсиф шьет – игла так и мелькала перед лицом. На коленях турка блестели дорогая кожа и мех.
– Ты сам занимаешься шитьем? – спросила она, не в силах удержаться от вопроса.
Штефан отложил работу и поднял голову. Яркие голубые, северные глаза изумили ее на этом восточном лице. Василика даже не могла сказать, чем лицо Штефана восточное, - эти неверные порою так походили на них самих!