Орлиное гнездо
Шрифт:
Спустя несколько мгновений Абдулмунсиф вошел следом; сердце у нее так и подпрыгнуло, и Василика судорожно оглядела шатер в поисках оружия. Она видела, что далеко, на войлоках, блестит брошенный нож; но понимала, что не успеет и не решится схватиться за него. Она быстро повернулась к своему покровителю, сжав кулаки и сверкая глазами.
– Не тронь меня! – пронзительно крикнула она. Потом отскочила, думая о ноже; ее охватил безрассудный жар, и Василика бы даже кинулась к оружию… но тут она поняла, что буянит одна. Штефану не составило
В глазах у девицы прояснело, и она увидела, что руки у турка сложены на груди, а глаза насмешливо блестят.
– Может, выслушаешь меня, прежде чем драться? – спросил он.
– Ну говори! – крикнула Василика.
Так, точно она ему приказывала. Штефан кивнул: его губы под золотисто-рыжими усами раздвинула улыбка.
– Ты будешь жить здесь в шатре, на своей половине, как госпожа, - сказал он. – На второй буду жить я.
Василика ахнула.
– Считай, что я твой болук-баши*… начальник охраны, - сказал турок: теперь уже совершенно серьезно. – Мы отгородимся друг от друга, и ничего не будем видеть.
– Но зачем? – спросила девушка. – Зачем я здесь?
Штефан пристально посмотрел на нее.
– Предпочитаешь спать среди солдат?
Василика залилась краской. Изверг! Турецкий дьявол!
– Ты вся грязная, и смердишь, - помолчав, продолжил мучитель. – Сейчас тебе принесут горячую воду и мыло. Ты умеешь шить?
Василика, раскрасневшаяся и сердитая, кивнула.
– Хорошо. Тогда убавишь мужскую одежду, которую тебе дадут, чтобы ты не выделялась, - сказал турок.
Он повернулся и вышел, не удостоив ее более ни словом.
Василика села на войлоки, схватившись за голову.
Она почти ничего не понимала - но понимала, что попала в большую беду: такую беду, что впору позавидовать мертвой княгине!
Чтобы ее, дворовую девушку – пусть даже и прислужницу государыни, - держали на положении, приличествующем княжне, просто так, из жалости и милости! Василика не видала ничего за пределами своего дворца и города, а и то понимала, что такого не бывает.
Что думал Штефан, когда говорил это, - неужто решил, что она поверит?
Должно быть, он и вовсе не думал о ней: что ему дворовая девчонка!
Но что же замыслил этот турок – и человек, которого Василика всю осень и половину зимы называла своим князем? Кто на самом деле Бела Андраши, большой господин – “эфенди”? Все думали, что венгр; все думали, что православный христианин; но он, скорее всего, не тот и не другой. Эти господа, должно быть, турки оба: и оба дьяволопоклонники…
Больше простая девушка домыслить не могла. Ей осталось только молиться. Но княгине ее молитвы не помогли – и Валахии тоже.
Потом раздвинулись полотнища шатра, и вошли слуги, которые несли чан горячей воды. Его поставили на ковер, рядом положили простыню, мыло и свернутую одежду.
Ее
Но о гребне никто не вспомнил. Василика решила, что попросит его позже; подождав с минуту после ухода слуг, оглянувшись на дверь, она быстро и неуклюже разоблачилась. В шатре было тепло – его и освещали, и согревали жаровни. Потом девушка шагнула в чан, в котором плавали кусочки обугленного дерева: воду натопили из снега…
Василика села в эту походную ванну и некоторое время сидела, зажмурившись от блаженства. Потом стала намыливаться, то и дело бросая сторожкие взгляды на дверь из-под мокрых волос. Она вымыла голову, отжала свои кудри и выбралась наружу, пытаясь сразу и вытереться, и закутаться в простыню.
Потом, стуча зубами, быстро оделась во все принесенное: набедренная повязка, вязаные чулки, шерстяные шаровары, рубаха, шерстяная безрукавка. Все великоватое, некрашеное - не такое яркое, красивое, какое Василика привыкла носить во дворце: но мужское платье очень бодрило. Мокрые волосы она заплела в косу.
Потом девушка, засучив рукава, постирала свою старую одежду в той же воде, в какой купалась: вода стала совсем черная, но выйти набрать снегу Василика не посмела бы – не смела злить своих господ. Она должна выпрашивать милости понемногу, если хочет жить.
Василика как раз заканчивала выкручивать платье, когда к ней опять вошел человек – не Штефан, другой: и, должно быть, валах. Василика оживилась и хотела окликнуть его, но слуга, поставив поднос с едой, быстро наклонил голову и исчез. Все в лагере, должно быть, сбиты с толку ее появлением – уж не сочли ли ее и вправду какой-нибудь княжной?
Но, учуяв запах жареного мяса, Василика забыла обо всем и набросилась на еду, разрывая жаркое обеими руками и запихивая в рот.
А пока Василика насыщалась, ее покровитель тихо беседовал со своим князем в шатре военачальников.
– Крепость теперь твоя, князь, - но все равно, что султанская. Ты знаешь, - сказал Слуга Справедливости.
Они оба сидели скрестив ноги на коврах, греясь у жаровни, куда добавили ароматного масла.
– Да, султанская, - тихо и очень устало сказал Андраши. Он неотрывно глядел в огонь, и огонь танцевал в его голубых глазах. Турок же смотрел на князя – с необыкновенным вниманием.
– Ваша вера обещает телесное воскресение, эфенди, - тихо произнес Абдулмунсиф. – И вознесение к Богу через страдание. Что для вас рай – пребывание с Богом, служение Богу во славу Его?
Лицо Андраши дрогнуло.
– Да, - сказал он. – Пребывание в Боге.
Турок потянулся к нему, но рука его остановилась на полпути.
– Верно ли я понимаю, князь, что вы отвергли рай пророка потому, что тот телесен и бездеятелен, и заключился в одних радостях плоти и праздности? Но как быть воскрешенному человеку целую веч…