Ормхеймский Бастард
Шрифт:
— Не хочу. И не верю. Хватит болтать, Ревинтер. Здорового или больного, я тебя убью. Как и безоружного. Вас самих с папашей такие мелочи никогда не останавливали.
— Давай, — он отбросил шпагу в сторону. Так далеко, как сумел с колен. И с кружащейся головой.
Легкий-легкий похоронный звон. В висках. И падающим клинком — о случайный камень.
Хорошо, что Сержу совсем поплохело. Не увидит смерти друга. И не кинется сдуру под клинок.
Взмах тяжелого сапога оборвал дыхание. Земля грянулась о спину. Багровая тьма застила взгляд.
—
Миг Ирия медлила. Клинок — три блестящих клинка в алом мареве! — замер в дюйме от его открытого горла. Так уже было.
Но бить прекратила. Жгучая ярость подернулась горьким, остывшим пеплом, правильно?
— Быстро, — решила графиня Таррент. — Я все-таки не ты, не твой подонок-отец и не Его бывшее Величество Карл.
Всеслав бы рассудил так же. Пристрелил бы и всё. Или отдал приказ. Чтобы лично руки не марать.
Бывшее Величество?
Удивиться Роджер не успел.
3
— Нет! Не надо! Остановись!
Бледное лицо, растерянный взгляд. Краем обзора.
Ирия — не дура. Будем надеяться. И оборачиваться не собирается.
Просто отступила на шаг. Чтобы держать в поле зрения обоих. Даже если ни один толком не боец. Она и сама — далеко не богатырша. Увы, Ральф Тенмар был прав кругом.
Почему вековые плиты в его замке дышали только древностью, а эти — мерзостью и гнилью?
И на кой змей вернулся этот… недолеон? Этак еще и рехнувшиеся монашки сейчас явятся.
— Стой, где стоишь. Твоего друга я могу убить одним росчерком.
— И убьет в любом случае, — спокойно пояснил Ревинтер. Насколько это возможно — с колен.
На которые он уже успел под шумок подняться. И куда прежде рухнул отнюдь не добровольно. И не прося пощады. Страха и теперь — ни в голосе, ни во взгляде. Надо же. Когда успел набраться такой смелости?
Но не пытается и под шумок напасть. Выцарапать хоть какой-то шанс.
— Но тебе, Серж, лучше стоять, где стоишь, — продолжает благородно распоряжаться подлец и сын подлеца. — Или уйти. Тебе с ней не справиться. И потом — ты же не станешь драться с родной сестрой. Со своей кровью.
Всё же недолеон — сын дяди Ива. Приемный. Единственный.
И родной племянник.
— Она… — дрожит голос новоявленного братца.
— Ирия Таррент, — представилась сестра. — У нас общая мама — Карлотта Таррент, урожденная Гарвиак, если ты еще не знал. А твой родной отец — Ральф Тенмар, ныне покойный.
Ошеломлять уже — так ошеломлять. Пусть тоже знает всё. Будем на равных. Не только Ирии — сомневаться.
И хватит ронять челюсть, братец.
— Так что ты в родстве еще и с Анри. Я очень уважаю твоего приемного папу и моего родного дядю — Ива Криделя. Поэтому и впрямь — не лезь не в свое дело. Потом ему объяснишь, как попал в приятели к врагу своей семьи. Обеих семей. К общему врагу — моему и Анри. И что именно Ревинтер тебе
— Всё!
— Даже так?
— Они — уже не враги. Давно уже. Анри всё понял. Ирия… вы… ты не знаешь.
Тоже не до конца понимает, как обращаться к свалившейся на голову сестре. Или хоть к незнакомой кузине. Да еще и вооруженной.
Леон бы вообще уже удрал. За помощью. Или просто спасаясь.
— И папа тоже не знает. Ирия, Роджер… изменился… Он…
— Серж, не нужно.
Да когда этот Ревинтер научился говорить так? А заодно еще и выдержке. Прежний подлый слизняк уже валялся бы в ногах. Или… Ирия ошибалась изначально? И слабак и последний подлец на сей раз не означает труса? Так ведь тоже бывает.
— Обо мне жалеть некому, а Ирия Таррент имеет право на месть. Я обесчестил ее сестру Эйду, ты забыл? И твою. Почти у Ирии на глазах.
— Роджер, прекрати!.. — Слушать такое нравиться не может. Если не считаешь подлость нормой, конечно.
— Обесчестили вы только себя, — презрительно бросила Ирия. — По отношению к Эйде выбирайте другие выражения. Но если ты побывал в этом милом местечке, — она махнула свободной рукой на глухие стены гнилого монастыря, — то уже знаешь о девочке, правда? Твою дочь, подонок, полтора года продержали в этой Бездне. Эйду дважды запирали в монастырь. Хорошо хоть не в этот, но и там — тоже далеко не мед. И во второй раз мне не удалось ее оттуда достать. Зато это сделал твой подлый папаша. Увез мою сестру к змею на рога — и неизвестно куда дел потом! Будьте вы прокляты — и ты, и он!
— Ирия, сюда идут. Не монашки! — пробормотал Серж. Уже совсем в панике. Будто прежде был спокоен.
Как в детской драке. «Взрослые идут!»
Отвлекает внимание? Так глупо?
Нет. Нет.
Вот они — взрослые. Явились. Нарисовались — три Клода не сотрут. И пять Алиэ Готта.
Очередной вооруженной толпой. Крепкой и даже в кирасах. Серебристо-синей. В цветах льдов Ормхейма.
Если в этот монастырь ворвалась Ирия, то уж вооруженные солдаты — тем более запросто. Забыла прошлое? У предательницы Амалии много наследниц. А эти даже ничего не обещали. Ни помощи, ни дружбы. И звонкого золота с Таррентов не брали.
А настежь открытые ворота спасают монастырь от грабежа тех, кому вовремя не открыли.
Оглушительный грохот.
Погибающее ржание. Конская фигура медленно валится набок — на смятое сено тенмарской конюшни. Вихрь…
Только Ральф Тенмар больше не придет.
Человеческий вскрик — не столько боли, сколько изумления. Негромкий, ошеломленный. Переходящий в уже болезненный стон.
Серж оседает — на серые плиты двора, где столько месяцев жила Мирабелла. В летнюю, душную пыль. В радостный вой голодной гнили, вытягивающей жизнь…