Осколок Демиурга. Пробуждение
Шрифт:
Я парил над руинами того, что когда-то было Аркхеймом. Город лежал в развалинах, но не от физического разрушения – его структура исказилась, трансформировалась, следуя законам, чуждым материальному миру. Здания изгибались под невозможными углами, улицы заканчивались в пустоте или закручивались сами в себя. А над всем этим пульсировала огромная Трещина Небосвода, занимающая половину видимого неба.
Но что действительно поразило меня – это жители. Люди, изменённые до неузнаваемости: с полупрозрачной светящейся кожей,
«Вот моё видение», – голос Малфориана звучал почти нежно. – «Не уничтожение, Азраэль. Трансформация. Эволюция».
«Ты изменил их против их воли», – ответил я, наблюдая, как существо, когда-то бывшее ребёнком, парит над площадью, оставляя за собой след из светящихся частиц.
«Волеизъявление – иллюзия ограниченных созданий», – Малфориан появился рядом со мной, более материальный, чем прежде. – «Разве ты спрашивал разрешения, когда создавал этот мир? Когда определял законы физики, биологии, магии?»
Я не ответил. Он продолжил:
«Они сопротивляются только потому, что их восприятие ограничено. Как ребёнок сопротивляется горькому лекарству. Но посмотри, чем они становятся!»
Сцена изменилась. Я увидел существо, некогда бывшее человеком, как оно взаимодействовало с самой тканью реальности – изменяя её мыслью, как Демиург.
«Они становятся подобными нам», – шёпот Малфориана был полон гордости. – «Разве не этого мы всегда хотели? Не для этого ли создавали миры – чтобы взрастить компаньонов?»
«Не так», – я почувствовал горечь. – «Не через боль и страх. Не через разрушение всего, что делало их собой».
«А как иначе? Эволюция всегда болезненна. Миллионы лет естественного отбора, бесчисленные смерти и страдания – ради малейшего прогресса. Я просто ускоряю процесс. Милосердно, если задуматься».
Видение вокруг нас расширилось, показывая не только Аркхейм, но и другие города, целые континенты – все трансформированные, все населённые существами, которые когда-то были людьми.
«Они не умирают, Азраэль. Они превосходят себя. Выходят за границы. Становятся чем-то большим. Разве не в этом суть творения?»
Я чувствовал странную двойственность. Часть меня – древняя, демиургическая часть – видела определённую логику в его словах. Разве не стремились мы всегда к эволюции создаваемых миров? Но другая часть, та, что провела время как Эрин среди людей, восставала против самой концепции принудительного преобразования.
«Они теряют себя», – наконец сказал я. – «То, что делает их людьми – их выбор, их индивидуальность».
«Они обретают гораздо больше, чем теряют!» – в голосе Малфориана появилась страсть. – «Ты провёл слишком мало времени среди них, друг мой. Их жизни так... ограничены. Короткие мгновения страха, боли, редких проблесков
«Бесконечность на твоих условиях».
«На условиях новой реальности. Которую мы можем сформировать вместе», – он протянул руку. – «Присоединись ко мне, Азраэль. Как в старые времена. Ты и я – величайшие творцы этого Многомерья. Вместе мы можем создать истинный рай».
Я смотрел на его руку – почти неотличимую от той, что я помнил тысячелетия назад, когда мы были братьями по творению.
«Нет».
Малфориан не двигался, но я почувствовал, как атмосфера вокруг нас изменилась – словно похолодела.
«Ты не понимаешь», – его голос стал тише. – «Я не предлагаю тебе выбор, друг мой. Я показываю тебе будущее. То, что уже начало происходить».
Он сделал жест, и видение снова изменилось. Теперь мы наблюдали за Трещиной Небосвода – не одной, а множеством, разбросанных по всему миру. Они расширялись, соединялись, образуя сеть разломов, через которые проникала энергия Бездны.
«Видишь? Процесс уже необратим. Всё, что ты сделал в Академии – лишь слегка отсрочило неизбежное. Барьеры рухнут. Слияние произойдёт. Единственный выбор сейчас – контролировать этот процесс или позволить ему произойти стихийно, с гораздо большими... потерями».
Он снова был прав – частично. Я ощущал нестабильность границ между мирами, и она действительно была критической. Но его вывод...
«Всегда есть другой путь», – ответил я.
«Какой? Продолжать латать дыры? Как долго, Азраэль? Ещё тысячу лет? Десять тысяч? Многомерье умирает. Оно умирало с момента Затмения. И ты знаешь это».
Я не ответил, но он прочитал сомнение на моём лице.
«А, вот оно», – его тон стал почти нежным. – «Ты начинаешь понимать. Хорошо. Очень хорошо».
На мгновение его облик изменился – я увидел проблеск прежнего Малфориана, блестящего ума, моего старого друга, с которым мы создавали миры и планировали будущее вселенной.
«Я не хотел этого», – неожиданно сказал он, и в его голосе прозвучала искренняя боль. – «Затмения. Разрушения. Оно должно было быть... контролируемым. Эксперимент по соединению принципов Хаоса и Порядка в новую форму существования. Но что-то пошло не так. Я потерял контроль».
Я не ожидал такого признания. Малфориан всегда был гордым, никогда не признавал своих ошибок.
«Почему ты не остановился? Когда понял, что теряешь контроль?»
Он отвернулся, глядя в пространство между мирами.
«Я не мог. К тому моменту слияние с Бездной уже началось. Я думал... думал, что смогу направить его. Использовать. Но вместо этого...» – он поднял руки, наблюдая, как они то становятся полностью материальными, то превращаются в сгустки тёмной энергии. – «Я стал тем, что ты видишь. Ни Демиург, ни сущность Бездны. Нечто среднее».