Ослепительный нож
Шрифт:
– Ещё с осенних, - напряг лоб Коротонос.
– Когда старшому тамошнему именем Осей отсекли голову.
– Осею?
– делала для себя страшное открытие Евфимия.
– За что?
Астафий удивлённо вытаращился:
– Ты… меня… спрашиваешь? Мне ли знать да ведать?
– Однако же не станем падать духом, - предложил Володя.
– Углич не Вологда. Чуть дальше Житничных палат, - шутя, подмигнул он.
– А может, и удобнее оттуда доставать, не вдруг поймают за руку.
– Поймают за руку!
– опасмурнел
– Не каркай!
– повелел Бренко.
– Давайте-ка, сообразим, кто что осилит. Я подыщу людей, чтоб овладеть углическою колодницей…
– Я вызнаю всю её внутренность, - пообещал Коротонос.
– Как?
– вскинул бровь Подеиваев.
– А через свата. Пусть расспросит тех, кто ездил с князем.
Света из оконец стало мало. Доман внёс свечи. Первым встал из-за стола Бренко:
– Дни коротки. Смеркается. Дадим покой хозяевам. С утра сойдёмся здесь же, у Володи, и всё договорим до ясности.
Гости откланялись. Давыдов вышел проводить их до ворот. Наталья много прежде удалилась к детям. Княгиня одиноко прошла по переходу в повалушу, стала сбирать рухлядь в короб. Решила для выходов оставить шубку «цини», а после обнаружила, что в сумерках ошиблась, оставила ту телогрею, в коей присутствовала при последнем часе Андрея Дмитрича и аммы Гневы.
13
Утром после трапезы всё невозможное случилось очень быстро. Пришли Подеиваев и Бренко. Ждали в сенях: запаздывал Коротонос.
– Не нравится мне дворский, - перемолвилась Евфимия с Володей.
– Князь к нему благоволил, - откликнулся Давыдов.
Внизу раздался шум, похоже, многих ног. Вошёл один Астафий. Передал Парфёну зенденевый плат, сложенный вчетверо.
– Здесь изображена углическая колодница.
– Что был за шум?
– спросил Володя.
– Обивал ноги о порог. Обледенели сапоги, - объяснил дворский.
Бренко с платом пошёл к свету, стал разворачивать…
И тут в спокойные, не ждущие напастей сени ввалились трое приставов. За ними - новый дьяк Беда. Никто и глазом не успел моргнуть, а у Бренко, Давыдова, Подеиваева уже и смыки на руках. Ни дьяк, ни приставы не удостоили вниманием княгиню, будто её тут не было.
– Опряньтесь, - приказал Беда.
На Вязников надели шубы. На Володю ту, в коей приехал из Литвы. Наталья выскочила с воплем. Её не подпустили к брату.
– Выводи!
В сенях остались женщины с Коротоносом.
– Тебя не взяли, - подозрительно смотрела на Астафия Евфимия.
– Ведь и тебя не взяли!
– ухмыльнулся он и вышел.
Наталья запылала, глядя на княгиню:
– Ты… По твоей нужде… В несчастный час ты к нам явилась, горехватка!
Евфимия
В воротах развязала старика Домана, стянутого кушаками.
Помолилась у Косьмы и Домиана, достояв обедню. Пошла берегом Неглинки к тому месту, откуда видно невдали большое каменное круглое строение с высокой деревянной шатровой крышей. Это литейные амбары. А низкие, продолговатые как бы конюшни с узкими оконцами огородили башню четырёхугольником. В них - кузницы. Евфимия направила стопы к распахнутым воротам. Было кстати, что день пасмурный и снежный. Зато мягкий, не морозный и не ветреный. Ведь телогрея не толста и не угревиста.
Опершись на верею, дремал бердышник.
– Покличь мне кузнеца Ядрейку, - потрогала его тулуп Евфимия.
– Уф!
– ожил истый снеговик и обратился к людям во дворе: - Сгаркните в литейной Адриана!
Ждала недолго. Вон он, чумазый, борода торчком, вихры рожками… Прощаясь у границы, наказал: «Припечёт нужда, ищи на Пушечном дворе. Туда пойду за медной силою». И припекла нужда!
– Своячина пожаловала!
– скалился Ядрейко. Полвека прожил - зубы целые!
– Пожди ещё. Я мигом…
Привёл в избушку у моста через Неглинную. Здесь всюду жили кузнецы. Рубленные крестом дома лепились без дворов друг к другу, как овцы в стаде. Внутри дышалось горько. Потолок и стены - в копоти. Печь без трубы.
– Как ты живёшь, Ядрейко!
– озиралась в полутьме княгиня.
Оконца чуть ли не в ладонь. Грязный пузырь не пропускал света, лишь обозначал его.
– Живу, лью пушки. Учусь. Подручничаю, - собирал на стол хозяин.
Подал таранчук белужий. Евфимия хлебала не горячую похлёбку, но и не остывшую ещё в печи.
– Много ль пушек сделал?
– повела беседу.
– При моём пособе отлито четыре.
– Ядрейко перечислил имена, будто его изделия - домашние животные: - Единорог, Кобчик, Медведь, Девка…
– Как льются?
– любопытничала гостья.
– Ну, ложа делаем для воска, - пояснял подручный.
– Вытапливаем воск, льём вместо него медь, бронзу… Сие тебя не очень-то займёт. Лучше меня займи своими бедами.
Евфимия рассказывала. Он молчал. Задумчиво ерошил кудри, будто занятый совсем иными мыслями.
– В лесу такое дело не наладишь, - сказал он наконец.
– Главное-то - вызнать тайну сплава…
– О чём ты?
– поднялась из-за стола княгиня. Хозяин тоже встал и принялся перестилать свой одр.
– О том, - ответил он, - что надобно бросать до времени пушкарные дела и отправляться за людьми в Шишовский лес. С кем вызволять нам князя с детушками?
– Он снова помолчал.
– А сразу не уйдёшь. Дня два буду искать заменщика… - И пригласил: - Придёт время опочиву, ляжь, княгиня, на перину. Я же, смерд, - на лавку…