Остап Бендер в Крыму
Шрифт:
— Интересно, как там наш Звонок в Мариуполе? Скучает за нами?
— Определенно скучает, — хлопнул ладонью по песку Балаганов.
— А также интересно, как там наши сослуживцы по морскому клубу Кутейников и Мурмураки, — сказал еще Адам Казимирович.
— Живут. Сдают свои квартиры, на «Алых парусах» с Федором Николаевичем рыбачат, приторговывают рыбкой, — предположил Шура Балаганов.
— Вернемся, все и узнаем, друзья, — промолвил Остап. Поднялся и направился снова в море.
— Солнце садится, пойдем и мы, Адам Казимирович, —
Козлевич последовал за ним, отряхивая с себя песчинки.
Вечером компаньоны пошли прогуляться по набережной Ялты, ярко освещенной электрическими фонарями. Идя среди потока курортников, Остап говорил:
— Прекрасный город, камрады. Смотрите, в порту дымит пароход, разгружается какая-то баржа, кругом масса отдыхающих, из ресторанов льются звуки вальса, чарльстона и танго, красота, детушки.
— Уж, не перебраться ли нам сюда, Остап Ибрагимович? — заглянул в лицо Бендера Козлевич. — Мне тоже здесь очень нравится, братцы.
— И мне, командор, и мне, — закивал головой Балаганов. — Такое море людей!..
— Нет, голуби, нет. Город, конечно, заслуживает одобрения, но это все сейчас, в бархатный сезон. А зимой? Зимой Ялта замирает, как и любой курортный город, как я понимаю.
— Как и Мариуполь? — остановился, глядя на Остапа, Балаганов. — Командор?
— Мариуполь тем более, Шура. Он же не крымский теплый курорт, а гораздо восточнее расположен.
— А вот я так думаю, Остап Ибрагимович, — потрогал свои кондукторские усы Адам Казимирович. — В Мариуполе заводы, торговый порт, он и после курортного времени не захиреет. Там можно и артель таксистов организовать, братцы.
— Артель таксистов? — остановился теперь уже и сам великий предприниматель, глядя на Козлевича. — Это очень интересно, Адам. Очень интересное предложение… — задумался Бендер, идя дальше. — Артель таксистов… — повторил он уже сам себе.
В этот теплый южный вечер друзья посетили в порту плавучий ресторан с таким же романтическим названием, как и их катер, — «Алые паруса». Много пили, сидя на палубе под яркими звездами южного неба, а великий комбинатор-предприниматель даже несколько раз потанцевал с какой-то грудастой женщиной.
Утром Остап сказал:
— Обращаться в «Интурист» для перевода текста нашей загадочной записки нельзя. Там может быть написано нечто такое… А все переводчики доверенные люди ГПУ, может, и агенты. Да, и нам не следует себя афишировать.
И компаньоны, втроем, отправились в ближайшее фотоателье с рекламой над входом: «Мать, сфотографируй своего ребенка!» А когда вышли на солнечную улицу, то у каждого в руке было по одной трети увеличенного фотоснимка, сделанного с греческой записки.
— Сейчас еще кое-что, — и Остап повел своих единомышленников в аптекарский магазин.
Оттуда все трое вышли в темных очках, и Балаганов, глядя на своих «братцев», рассмеялся:
— Мы как Паниковские, Бендер, Адам! Помните,
— То, что он засыпался, и его били, да, но у нас сейчас другая метода, друзья-помощники.
— Я уже отвык по карманам, командор. Дисквалифицировался… — не понимая еще затею своего командора, сказал Балаганов.
— А я никогда и не занимался этим, Остап Ибрагимович, — пробурчал под усы Козлевич.
— А вас никто к этому и не принуждает, голуби вы мои сизокрылые, — засмеялся великий затейник. — Вот каждому зачиненный карандаш…
— Надо что-то писать? — скривил недовольно физиономию Балаганов. — Знаете, товарищ Бендер…
Но Остап прервал его словами:
— Шура, созывая конференцию детей лейтенанта Шмидта, вы чуть было не стали писателем, не так ли? Так почему вас смущает этот карандаш? Но сейчас у меня вопрос к вам обоим: просили ли вы когда-нибудь милостыню у прохожих?
— Никогда, — твердо ответил Балаганов. — Я предпочитал…
— Догадываюсь, что вы предпочитали, братец Вася.
— Я только однажды, на бензин… — стыдливо отвел глаза в сторону Козлевич.
— Ладно, не будем копаться в прошлом, камрады. Хотя могу сказать, что милостыню я тоже не просил, а требовал. — И вдруг Остап бросился к какой-то проходящей паре курортниц с возгласом:
— Давай деньги! Деньги давай!
— Командор!
— Остап Ибрагимович! — бросились к нему компаньоны. — Что с вами? Что с вами?! — тревожно восклицали они.
Курортницы пораженно оглянулись на Бендера и ускорили шаг, переходя на бег.
Великий импровизатор прошлого смеялся, приседая и хлопая себя руками по коленям. Ему вспомнилось, как он с Кисой Воробьяниновым шел пешком в Тифлис и вот такими криками приставал к проезжающим туристам. Успокоившись, великий предприниматель сказал глядевшим на него с испугом друзьям:
— Как-нибудь потом я опишу превратности судьбы, детки. Итак, сейчас каждый из нас идет: Адам Казимирович — к «Интуристу», Балаганов — по набережной, я — в порт. Идем и выискиваем знатоков греческого языка…
— Как это выискиваем, командор?
— Да, как выискивать? — удивился Козлевич. — Что же, у них на лбу написано, что знают греческий?
— А так, вопросом: вы знаете греческий язык? И когда получите ответ «знаю», попросите перевести свою часть записки.
— А не лучше ли все же к переводчикам в «Интурист», командор? — невесело спросил Балаганов.
Козлевич не задавал вопрос, так как он был такого же содержания и ждал ответа Бендера.
— Не лучше, не лучше, — разозлился Остап. — Товарищ Балаганов, я же говорил, что в этом тексте может быть то, чего не должен знать никто другой. А тем более ставленники ГПУ. Поэтому мы и разрезали фото записки на три части. Уразумели, камрады? А когда переведут, то соединим все воедино по смыслу. Неужели не понятно? — оглядел своих нижних чинов глава компании.