Остров жизни

Поляков Иван

Девчонка этого не понимала, но одно это выражение на лике братца её чрезвычайно раздражало.

«О молодость – то странное время, когда ворота лишь собираются приоткрыться, и мы размышляем, заглянуть ли в щёлочку. Лучшее время для чудес и песней на рассвете».

(Кузьма Прохожий. Из услышанного на дороге).

«Ничего-ничего, он у меня ещё побегает под дождичком», – тешила себя Зое, в то время как сонная муха неизвестно зачем подползала к вылезшему пучку соломы. Застыла.

Извернувшись, мысль обратилась к дому, что стоял на краю

деревни, вытаращив заколоченные окна на безбрежно поливаемые дождём озимые. Как Асс там теперь в городе? Один он, без друзей и знакомых. Никого, кто мог бы подсказать или вставить слово в споре. Бродит, наверное, под вечер меж лавок, витрин и огней. По мощённой улице, да в этот… как же его… театр, где пьесы дают. Твою да через телегу, в любом случае получше ему, чем нам!

Девушка неожиданно вздрогнула, оборвав мысль. Скрежет и стук во дворе. Впитав слишком много влаги, дерево калитки распухло и стало в распор, так что гостю пришлось приложить немало усилий, прежде чем он сумел войти. Широкий, решительно и скоро поддевающий грязь шаг и тяжёлый удар.

Внезапно женский голос:

– Едут.

«Вильен из соседнего двора», – ещё не подумала, но уже определила для себя Зое. Это и в самом деле была соседка, и по её слову точно что-то взорвалось. Всё в доме закрутилось и заговорило, будто в коловороте. Поднялось и разом ударило об пол. Пробегая мимо, мать велела одеваться. Лицо её, всегда сдержанное и приветливое, сейчас выражало крайнюю степень беспокойства, что уже о многом говорило. Когда Зое вскорости пыталась продеть кисть в рукав, мимо пронёсся взмыленный и сыплющий[6] эпитеты отец, а когда пыталась разобраться и путалась в юбках, он ударил молотом кулака по косяку.

– Где этот помидор всезнающий?! – проревел мужчина голосом тура, и лицо его сделалось красным. Помидоры, равно как и прочую зелень, Ивес терпеть не мог.

Дилемма возникла и тут же разрешилась. Слишком взволнованным было лицо матери, чтобы ставить с ним на одну чашу весов детские тайны.

– Он с Пирром и Тибо. Не знаю, где они сейчас. Быть может, у Дезири.

Зое ошиблась: то, что она видела до этого, было не более чем лёгким румянцем в сравнении с тем, что последовало за фразой. Жилы на шее мужчины вздулись канатами, и тут же изрядно посидевшие волосы его встали дыбом.

– Я же запретил!..

– Иве-С!

Лицо отца стало напоминать сливу, причём уже созревшую и даже мягкую.

– Но, как же… – Скрип зубов. Кадык мужчины дрогнул, проглатывая обиду. – А, ладно.

– Ну ничего, успеем, – сказала мать, вновь показавшись. Тёмный верх и плотная юбка в сборку, которую она надевала только на самые большие праздники.

Марта сказала это совершенно спокойно, и Зое вдруг сделалось не по себе. В сознании девушки вновь всплыло таинственное слово. Вторя взрослым, она сглотнула, но это ничуть не помогло.

Над деревней повисла гнетущее молчание. Ни птиц, ни насекомых в прибитом, раздавленном росой мире. Мелькнув меж пыльных закладных облаков, весёлый луч сверкнул в кроне застывшей над водой сосны и скрылся, вновь погружая собравшихся в безмолвное отчаяние. Почти все взрослые собрались здесь, у дороги, и все до последнего они вцепились взглядом в горизонт, где терялись меж стволов две грязно-бурых линии. Тишь. Лишь точка, размазавшаяся по грязной дороге, всё увеличивалась и разрасталась, в то время как Зое, стоящая рядом с матерью, напротив чувствовала себя всё менее и менее значимой.

Отца не было в толпе. Став свидетелем

его ухода, девчонка теперь буквально видела, как тот в это мгновение снимает дверь с петель, поскольку стучать было слишком долго. Ивес в пару минут разорит гнездо молодёжи у птичьего двора, за шкирку выволочив Бонне. Время, по счастью, оно у отца было.

Нельзя сказать, что карета двигалась чрезвычайно медленно. Куда неспешнее, чем чрезвычайно. Медленнее пешехода! Как лодка в бурю, поднималась она над кочкой и со сладостным «хлюп» проседала, когда бухало очередное колесо во внеочередную яму. Вперёд и назад, и вбок. И наоборот. Скрипела кожа и стонало дерево, а гнедая пара всё тянула вперёд. Жалко её становилось. Град ударов ни за что сыпался на покатые взмыленные бока, а раскисшая земля и не думала отпускать. Тот темно-рыжий, что тянул слева, чуть завалился набок, но сразу же выбрался, брыкаясь.

И ноги их по пясть увязали в грязи, и гривы сбились, пока держали жилы. Им бы помочь. Подтолкнуть, но, хотя мужчин собралось во множестве, никто и не помышлял о подобном. Умильная физиономия расцветала на уставших лицах от одной мысли: как мучается тот, кто там едет. Зое было жалко лошадей.

– Хорошо просел. Ещё б немного. Совсем чуть-чуть и совсем хорошо б было, – произнёс отец, и девчонка вздрогнула, так как пропустила момент, когда тот протиснулся сквозь толпу.

– Перевернулся б, – добавил глава семейства на случай, если кто не понял.

– Нашёл?..

– Никого я не искал, – оборвал Ивес, и в тоне его явственно прозвучал положительный ответ. – Запомни. У тебя только один брат, и он был и есть дома.

Зое моргнула. Живой ум её за мгновение воспринял и лишь после начал задавать вопросы. Немного поразмыслив, девчонка пришла к выводу, что сейчас не самое лучшее время, чтобы надоедать взрослым. Дехан и Брис, мельник, стоящие по соседству, сделали вид, что ничего не слышали.

Прошло чуть меньше получаса, прежде чем карета, наконец, остановилась. Молчание. Взгляды многих вцепились в герб, скрывающийся под толстым слоем грязи. Дверца отдёрнулась, и тут же… тяжёлый сундук удачно сполз прямёхонько в лужу. За ним последовал второй, хотя его единственный пассажир почему-то сбросил с тощей груди, а после дышал со свистом. Треснувший монокль болтался за воротником, а пурпуэн был столь измят, что сложно было восхититься покроем и тканью, из которой тот был пошит.

Их было пятеро. Мужчина, исполнявший роль кучера, пассажир, к чьему образу стоит добавить лишь тоненькие линии холеных усиков и синеющую ссадину на скуле, да трое, что теснились на запятках позади. Они, судя по оползающим грязью шоссам, периодически слезали и подталкивали под задок, за счёт чего карета раз за разом и выползала из самых безнадёжных ям.

Сползя с подножки на негнущихся, подсундучный упёр ладони в сбитые коленки.

Лорд. Уставший, но величественный – первый титулованный человек, которого видела Зое. Ну и забавно же он выглядел для маленькой девчонки. Мужчина… да нет же, юноша, все силы которого были приложены к тому, чтобы выглядеть как можно взрослее, принялся оглядываться. Движения мерные, а взгляд из-под бровей. Безотчётно он вставил поблескивающий серебряным ободком монокль, и это, по его же мнению, сделало его чрезвычайно взрослым. Как-то дико и непонимающе взгляд прошёлся по присутствующим, чуть задержавшись лишь на Вильен, на которой, впрочем, запинается взгляд всех парней. Шаг в сторону, костяной и неуверенный. «Лишь бы не упасть», – ясно читалось на бледном и блестящем от пота лице.