От колеса до робота

Зубков Борис Васильевич

Мы стоим перед дверью Астаховых, и я с опаской оглядываюсь на парня.

— Завидую, — говорит он, не улыбаясь.

Дверь отворяется. И Олеся виснет у меня на шее и чмокает куда-то в ухо. И счастливыми глазами смотрит через мое плечо туда, где стоит самоуверенный молодой человек.

Анна Сергеевна (как она располнела!) машет мне из кухни и, срывая фартук, кричит:

— Иван Корнеевич пришел! Можно за стол!

Меня хватают чьи-то руки, улыбаются знакомые и незнакомые лица. Тащат

в столовую.

И наконец тревога и раздражение, с самого утра терзавшие мне нервы, оставляют меня окончательно.

НЕПРИЕМНЫЙ ЧАС

В этот день Андрей Петрович приехал на завод позднее, с утра задержался в тресте. Тяжело ступая и по обыкновению не поднимая головы, прошел к себе в кабинет. У самых дверей успел заметить две тесно сдвинутые маленькие туфельки и сразу раздражился — всем отлично известно, что приемные часы директора после обеда.

Он сел за стол, полистал календарь, проглядел записи. Передвинул папку, переложил карандаш.

Рабочее настроение не приходило. Все утро ссорился с директором соседнего завода из-за нескольких калориферов, одинаково необходимых двум предприятиям. Оба директора распалились, наговорили друг другу много обидного и несправедливого. Раньше такая перепалка бодрила и веселила. Но сегодня, хоть калориферы и достались ему, на душе было нехорошо. И, вспоминая того, другого, побежденного директора, обиженно поджимающего губы, Андрей Петрович испытал незнакомое чувство стеснения, неловкости, чуть ли не жалости…

«Грипп у меня, что ли? — подосадовал он. — Вот не вовремя — конец месяца. И еще посетители неуместные!..»

Он позвонил. Заглянула стареющая секретарша в рыжих кудряшках.

— Кто ждет? Почему не в приемные часы?

— Андрей Петрович, по общественным делам!

В ее голосе была ирония. Он поморщился, и она сочувственно пожала плечами.

— Массы!.. Два часа поджидает.

Он поглядел на нее и усмехнулся. Она коротко тряхнула кудряшками, вышла. За дверью послышался ее резкий голос:

— Пожалуйста, ненадолго! Андрей Петрович очень занят.

Скрипнула дверь.

— Садитесь. Слушаю.

После минуты молчания он поднял голову от папки с бумагами. На него неподвижно смотрели серые, широко расставленные глаза в круглых очках.

— Я подожду, пока вы освободитесь.

«Сова! — мысленно обозвал ее Андрей Петрович. — Не отвяжешься». — И неохотно отодвинул папку — письмо было интересное, из управления по новой технике.

— Моя фамилия Антипина. У меня поручение от профсоюза.

И втянула губы, будто ожидая отпора, стала еще больше походить на совенка. Ей было не

больше двадцати пяти.

Директор привычно выразил на лице преувеличенное внимание.

— Анна Ивановна Зубцова очень тяжело заболела, — произнесла она торжественно, как приговор. Но директор молчал, и она добавила с возмущением: — Очень высокое давление! Я была у нее вчера.

— Зубцова… Так. Где она у нас работает?

— Да это же химик из нашего технологического! — обиделась Антипина.

— Ага! — так и не вспомнив, сказал директор. — Что требуется от меня?

— Вы должны поехать к ней домой.

— Домой? — удивился Андрей Петрович. — Я не врач.

— Вы руководитель! — Она смотрела на него сквозь очки не мигая.

Андрей Петрович хмыкнул и откинулся на спинку стула.

— Вы полагаете, я могу посетить каждого заболевшего из семнадцати тысяч, работающих на заводе? Вы сами недавно у нас работаете?

— Уже больше года.

— Уже!

— Да! — с вызовом сказала она. — Уже!

— Вы за этим пришли? Или ей нужна помощь жильем, деньгами…

— Ничего ей не нужно! Кроме того, чтобы вы приехали и извинились!

— Чтобы я что сделал?

Они сидели неподвижно, тараща глаза друг на друга, как двое глухих. Но вот у нее задрожал подбородок, она протянула судорожно стиснутый кулачок с запиской и сказала жалобно:

— Пожалуйста. Тут адрес. Даже если вы ее ненавидите… Ведь у нее из-за этого обострение.

Андрей Петрович почувствовал, как противная тяжесть, лежавшая на сердце с утра, заворочалась в груди.

— Послушайте, — сказал он, сдерживаясь, — вы предъявляете мне непонятные претензии… В неприемный час… Я даже не знаю, о какой Зубцовой речь!

В кабинет шумно и развязно вошел, сияя толстыми щеками и карими глазами, молодой конструктор Федоров, через плечо Антипиной бросил на стол чертеж.

— Все разместилось, Андрей Петрович!

— Говорил же тебе! — оживился директор и расправил чертеж.

Они поочередно с силой тыкали карандашами в ватман, непонятно кричали: «Встык!», «В упор!», «В торец!», «А?» — И потом долго молча смотрели друг на друга смеющимися глазами.

— Валяй приступай! — крикнул директор в стремительную плотную спину Федорова и, сразу повеселев, обернулся к девушке.

— Так на что там обиделась эта ваша Анна Ивановна?

— На прошлой неделе вы проводили совещание по новой технике. Ругали метод, разработанный в нашей лаборатории. Анна Ивановна хотела пояснить, встала. А вы что ей?..

— Что я мог сказать? — Андрей Петрович пожал плечами. — Мне еще до совещания было ясно…

— Вот, вот! Вы отмахнулись и обозвали чепухой.

— Не помню. Возможно.

— Она положила на этот метод год поисков. А вы — рукой! И — чепуха! Но дело не только в этом. Мы все считаем, что метод правильный. И вот у нее давление! И она лежит. Я была у нее вчера…