От маминой звездочки в государственные преступницы

Марфа В.

– Ладно, Сонь, переживем как-нибудь, - сказал он, - С моей зарплаты отдадим половину штрафа, а вторую половину со следующей.

– Вась, я же тут тоже работаю, конечно, за количеством сшитых рубашек не гонюсь, но рублей пятьдесят уж точно должно накапать к концу срока, - сказала София, - Знаешь, я вообще в таком шоке от нашей системы правосудия, у меня даже слов нет… Сидит, наверное, сейчас Пустозвончик дома и хихикает мерзко надо мной.

– Забудь, - сказал Василий, - Вычеркни этого человека из своей жизни.

Через

неделю заключения, которое проходило довольно легко – в голове у Софии все было нормально, крыша не ехала, к девушке на свидание снова пришла Мария.

– Соня, пиши прошение об установлении конкретного срока ссылки. Сколько можно вот так с бессрочной ходить, уже полгода прошло, как-никак, - сказала женщина.

София написала прошение об установлении конкретного срока ссылки, но особенно ни на что не надеялась. Каково же было удивление девушки, когда через дней пять к ней снова пришла Мария.

– Сонь, все, можешь радоваться. Ссылку тебе сделали срочной, пять лет. Те полгода в зачет срока пошли, так что к сентябрю 1896 года будешь полностью свободной, - сказала женщина.

София от всей души поблагодарила Марию и сказала:

– Мария, спасибо тебе большое, вот правда, хоть какие-то плюсы в моей ситуации.

К началу февраля София освободилась из централа. Девушка забрала восемьдесят рублей, которые заработала во время заключения, взяла из дома оставшиеся сто двадцать рублей и пошла в полицейский участок.

– Вот сумма штрафа, который я выплачиваю, - сказала София, - На адвоката за все про все ушло пятьдесят рублей. Дороговатое удовольствие, однако, вышло, мадемуазельку головой о батарею стукнуть. Четыре недели, которые я бы могла отработать в университете, я даже считать не буду. И как после такого царскую власть любить?

– София Львовна, знаете, это дело не политическое было, а чисто уголовное. Даже при вашем проклятом новом обществе, которого никогда не будет, уголовников никто не будет любить, - сказал жандарм.

Вскоре девушка разговаривала с Петром Васильевичем:

– София Львовна, суд ваше прошение удовлетворил, срок ссылки ограничен пятью годами. Не портите себе будущее, отбудьте уже ссылку нормально, тихо, мирно и в Москве. Я режим вам менять не буду, все так же, визиты наших сотрудников раз в месяц, но помните, ни в одном документе не прописано, что вас не могут из Москвы отправить куда-нибудь на Север или на Восток. Да и со штрафом вам повезло, могли и сумму больше определить, и в централ на полгода отправить. Так что вам очень повезло.

– Хорошо, я с этой дамочкой постараюсь никогда больше не пересекаться, - сказала София.

Девушка вышла на улицу, села на лавочку и заплакала: у нее появилась вторая уголовная судимость.

«Какой стыд, какой позор», - думала София, - «Бедный тятенька, как хорошо, что ты этого уже никогда не узнаешь… А вот помру я, встретимся на том свете, как у буду тебе в глаза смотреть…»

С некоторым трудом успокоившись,

София пошла домой. В обнимку с мужем девушка успокоилась окончательно и решила принять этот эпизод как свидетельство бардака в судебной системе и напоминание о том, что нельзя уходить из борьбы, а все только впереди.

Середина февраля.

София более-менее пришла в себя после эпизода с Аленой. Девушка была немало расстроена тем, что она снова куда-то вляпалась, получила уже вторую уголовную судимость, провела за решеткой ни за что ни про что четыре недели, потратила космическую сумму денег на штраф и на адвоката.

– Вась, может, надо было без адвоката решать вопрос и суд просить, чтобы не к штрафу присуждали, а к заключению в централе? – спросила мужа София, - Мне этих денег прямо жалко. Могли бы на что-нибудь более стоящее потратить, а то сейчас питаемся одной картошкой, ни яблоко не купить, ни сладенького…

– Яблоки все равно сейчас бесполезные, в них витаминов не осталось, - сказал Василий, - А много сладкого тоже вредно есть, ты в положении. Ничего, сейчас за февраль аванс я скоро получу, и будем жить как раньше.

– Завкафедрой снова меня ругал, говорил, чтобы я молчала обо всем, что преподаватели-уголовники – это позор для университета, что если бы ни мои знания в химии – то уже бы давно уволил. А так, мол, я единственная, кто технику безопасности соблюдает в полном объеме и от студентов того же требует. Вот скажи мне, Вася, ты почему вытяжку никогда не включаешь? Это же лаборатория, а не Неглинка, где и то вытяжка оборудована.

– А смысл включать вытяжку, если в окно все равно все улетит?
– сказал Василий, - Не знаю, не считаю нужным включать, вот и все. А тебя, Сонь, завкафедрой за это и любит, что ты все делаешь строго по правилам.

– Да все потому, что если бы не техника безопасности, то что с Алешенькой бы мы все разнесли к чертовой матери, пока бомбу собирали, что с Сашенькой. Все, теперь навечно у меня эта привычка, в голове намертво засела.

– Вот и хорошо, Сонь, – ответил Василий, - Пусть хоть кто-то на кафедре все делает по правилам.

– Любит-то любит, а вот за февраль сказал, что премии не будет, обиделся из-за моего ареста. Можно подумать, я сама этого хотела. Вот видишь, снова Аленушка во всем виновата, - вздохнула София.

– Сонь, его тоже можно понять, четыре недели искать людей тебе на замены – тоже непросто, - ответил Василий, - Да что ты так переживаешь, подумаешь, на десять рублей меньше зарплата придет, не такая уж и большая сумма.

– Пятьдесят рублей на адвоката, подумаешь, ерунда, двести рублей штраф – пустяки, десять рублей – мимо пролетевшая премия – вздор. А сейчас сидим и лапу сосем. Лучше бы в централе отсидела, там хотя бы кормят бесплатно. И за четыре недели преподавания я бы явно больше заработала, чем те восемьдесят рублей из швейного цеха, за шитье рубашек в централе.