От маминой звездочки в государственные преступницы
Шрифт:
«Да, это точно она, отпали последние сомнения. Вот что не жилось девке спокойно, нет, своими руками себе могилу выкопала». – подумал Петр Васильевич.
В полицейском участке все было как обычно. После установления личности Петр Васильевич начал допрос. София не одну ночь провела без сна, пытаясь определиться, какой тактики будет придерживаться – отпираться до последнего или со всем соглашаться.
«Да, если заберут, значит, и без моих показаний все будет предельно понятно. А так я только брошу тень на себя и товарищей, мол, отрекается от взглядов, виселицы испугалась», - решила София.
–
Прочитав то, что было записано, София подписала документ, добавив уже давным-давно знакомую фразу.
«Да… С моих слов записано верно, мною прочитано, дополнений не имею. А что тут дополнишь, все и так понятно», - подумала девушка.
На следующий день к девушке пришел врач и документально подтвердил беременность, а уже третьего февраля София снова отправилась в Петербург, под конвоем, как и год назад.
«Однако все имеет свойство повторяться…» - подумала девушка, - «Опять поезд, Петербург, суд… Ничего не меняется»
1 февраля. Георгий Сергеевич вернулся домой слегка расстроенный. Это не могла не заметить его супруга.
– Что случилось? Ты какой-то грустный.
– А чему мне радоваться? Скоро вторую сироту будем воспитывать. И надо будет постараться. чтобы по стопам своей матери они не пошли.
– Что-то с Соней?
– догадалась Мария Викторовна.
– Да, с Соней. И не что-то, а забрали ее как третью соучастницу.
– Какой ужас! Может быть, это ошибка?
– Я тоже надеялся, что это ошибка, но Петр Васильевич сказал, что помимо неопровержимых доказательств есть еще и Сонино признание. Вот, уже съездил в Смольный, забрал Сонины вещи, деньги и документы отдали.
– Бедная девочка. Теперь точно все будущее себе перечеркнула. Может быть, в этом и наша вина есть, не захотели удочерить Соню, устроили ее в институт, и упустили человека. Так теперь хотя бы детей ее бросать нельзя.
– Да, детей бросать нельзя. Но мы вряд ли в чем-то виноваты. Это ее выбор. Наверное, надо будет в столицу все-таки съездить, здесь свидание давать отказываются, может быть, там позволят увидеться. И спросим, что детям говорить, когда вырастут, насчет их матери.
И вот, совершенно случайно, в доме предварительного заключения на Шпалерной София вдруг увидела своего отца.
– Папа, ты? – изумилась София, - Ты жив!
– Да, Сонечка, это я. А ты как здесь очутилась? – был не менее удивлен Лев Пантелеймонович.
София кратко пересказала свою историю. Лев Пантелеймонович был крайне удивлен этими известиями.
– Сонечка, доченька, и зачем было так губить жизнь в самом расцвете? В прошлую нашу встречу ты была совсем ребенком, а сейчас уже – взрослая женщина. Не думал, дочка, что нам с тобой придется вместе судиться по политическому делу. Думал, ты в эту деятельность никогда не ввяжешься.
– Папа, может быть, я бы и не ввязалась сюда. Но постепенно я поняла, что иного пути нет, только так можно чего-то добиться для народа. Жаль только, что мы этого уже не увидим.
– Почему же не увидишь? Ты еще имеешь шанс увидеть.
– Да. Я это поняла сидя на Шпалерной, после второго суда. А, увидев твою «могилу», пообещала тебе продолжить то самое дело. Ну что, что-то получилось, что-то нет. Но я, в принципе, всем довольна. Можно и на вечный покой. Кстати, я тебя видела в сумраках тогда, в Москве, но не поверила, думала, впотьмах показалось.
– Нет, это и вправду был я. Но я тебя не видел, иначе бы обязательно подошел… Опять свое заладила. Тебе еще рано, даже не сомневайся. Это я дважды обманул смерть, в Средней Азии, и в Москве. На третий раз явно не удастся.
– Папа, а что произошло в Москве?
– Ты же сама все тогда видела. Пригнали молодых, зеленых солдатиков, которые стрелять толком не умеют. Пули попали либо мимо цели, либо прошли навылет. Потерял сознание. Врач констатировал смерть. Потом Силантьев заметил некие признаки жизни, пожалел, отвез якобы на кладбище, а на самом деле своей матери. Та меня выходила. За свою доброту Силантьев потом на гауптвахту попал. Но хорошо, что никто так и не узнал, что могила – подделка, а я жив-здоров. Когда очнулся, думал, на тот свет попал. Но, как выяснилось, еще не пришло время. Окреп, поблагодарил ту добрую женщину, и снова – Народная воля, подготовка нашего дела. Жил на конспиративных квартирах, несколько раз слышал, что некая девица София принимает весьма активно участие в работе кружка, но даже не мог подумать, что это ты. Думал, тезка. Даже не было мысли, что тихая и домашняя девочка сможет подготовить покушение на N, все просчитать и рассчитать состав бомбы, пусть даже не в одиночку, а при поддержке товарищей.
– Вот так жизнь сложилась. Жаль, папа, что ты внуков не увидишь. Доченька Юлечка у Бирюковых, спасибо им, не бросили меня в трудный момент. А вторая малютка под сердцем. Сердце кровью обливается, как подумаю, что они будут сиротами расти. Одна надежда на то, что они не в приют пойдут, а Георгий Сергеевич с женой воспитают, но все равно, это этого не легче.
– Да, Георгий Сергеевич – очень хороший человек. Он же тебя своей дочерью считал?
– Да, считал. Знаешь, папа, я ни о чем не жалею, ни об одной секунде своего прошлого. И ничего не хотела бы поменять, будь это возможно. Шлиссельбург так Шлиссельбург, вышка так вышка. Главное, что и я поучаствовала в нужном деле, насколько это было возможно.
Буквально через неделю после прибытия Софии в столицу, начался суд.
Девушка снова повторила свои показания, которые давала на предварительном следствии, подтвердила, что она действительно принимала участие в покушении на N и принимала не последнюю роль в приготовлении к нему.
«А какой смысл мне отпираться? Все равно все докажут, так хоть не пойду вразрез со своей совестью», - подумала девушка.
– Особое присутствие Правительствующего сената определяет: Леонова Алексея Юрьевича <…>, Емельянову Марию <…> Собольникову Софию Львовну, 18 лет, признать виновными <…>, - как будто издалека услышала София.