Отрезок пути
Шрифт:
– Боюсь, что нет. Сейчас зелье должно впитаться. Ни в коем случае не засыпай. Потом будет… хм… еще одно зелье…
– Ладно, – покладисто соглашается он.
Я сползаю с тахты на пол и вытягиваю ноги. Бедняга еще не знает, что ему предстоит. Зато я знаю, что предстоит мне… Черт возьми, я не хочу этого делать! Причинить такую ужасную боль другому человеку – это самое страшное наказание, которое только можно вообразить! И что я плохого сделал, чтобы заслужить его? А ведь Майкл, несмотря на все наши конфликты, мой друг…
Через
Я снова сажусь на тахту и убеждаюсь, что это действительно так. Мерлин, почему так быстро? Или мне это просто кажется?
Перелив второе зелье в другую пиалу, я обращаюсь к Майклу:
– Должен тебя предупредить: сейчас будет больно.
– Больнее, чем было? Вот уж сомневаюсь! – он слабо усмехается.
– К сожалению, больнее. Потерпи, ладно?
Я знаками показываю парням, что его нужно держать. Они смотрят на меня удивленно, но все-таки послушно кладут руки на его предплечья и голени. Девушек я – тоже знаками – прошу отойти подальше или хотя бы отвернуться. Они награждают меня возмущенными взглядами и не двигаются с места.
– Действуй уже! – бормочет Майкл, ерзая на тахте.
Смочив руки зельем – оно прохладное и вызывает приятное покалывание в кончиках пальцев – я набираю в грудь побольше воздуха. Давай, Невилл! Делай, что нужно, и пусть это будет самым страшным испытанием в твоей жизни! Стиснув зубы, я кладу руки на его спину…
Он кричит. Кричит страшно, с надрывом, и пытается вырваться, но ребята держат крепко. Мерлин, как же Северус справился со мной в одиночку? Крики звучат в моих ушах, причиняя почти физическую боль. Это нужно, нужно, черт возьми!
Я вожу руками по спине, обрабатывая каждый рубец, каждую рану. Майкл кричит, срывая голос, его тело дрожит и бьется под моими руками. Сейчас он полностью в моей власти, и я могу сделать с ним все, что угодно. Боль – это ключ ко всему. Тот, кто причиняет боль, может подчинить себе кого угодно. А тот, кто умеет подчинять, – правит миром…
Мерлин, о чем я думаю?.. Как я могу думать такое? Ведь это же… это…
«Это зелье относится к Темным искусствам», – всплывают в памяти слова Северуса. Ну, конечно! Это не мои мысли, это оно заставляет меня! Да!
По лицу струится пот, волосы лезут в глаза, мешая видеть. Я трясу головой, пытаясь отбросить их назад, но они прилипают к лицу. Чья-то прохладная ладошка касается моего лба и осторожно отводит в сторону мокрые пряди. Я поворачиваю голову и встречаюсь взглядом с Лавандой. В ее глазах блестят слезы, но губы решительно сжаты. Не знаю, почему, но ее молчаливая поддержка придает мне сил.
Я продолжаю свою целебную пытку. Надо обработать всю поврежденную кожу. Я должен, черт побери, должен сделать это! От этого зависит его здоровье, его дальнейшая жизнь!.. Он зависит от меня… Зависит всецело, и наполненные страданием крики
Нет!.. Что же я за человек?! Почему я не могу сопротивляться? Я с силой прикусываю губу. Рот наполняется кровью, но эта боль слишком ничтожна по сравнению с той болью, что испытывает сейчас Майкл. Я даже не чувствую ее, я чувствую только непростительный восторг, упоение собственной властью…
Еще немного зелья – обработать ягодицы. А у него неплохая задница… Даже очень неплохая… Черт, зачем только я притащил сюда ребят! Если бы их не было, я мог бы сейчас раздвинуть эти аппетитные полушария и ворваться в него безо всякой подготовки, так чтобы он взвыл от боли, оттрахать до…
Мерлин, да что со мной! Я не хочу этого! Не хочу!!!
Я покусываю ноющую губу, выдавливая из ранки новую порцию крови. Осталось совсем немного. Держись, Невилл, разорви тебя горгулья, держись! Уже почти все. Почти все рубцы покрыты рыжеватой, пенящейся массой, почему-то напоминающей плесень. Несколько шрамов на ногах… терзающие уши крики… Все!..
Может, ст'oит обработать еще раз, чтобы не было сомнений в успехе?..
Хватит! Это невыносимо! Я вскакиваю с тахты, едва не опрокинув пиалу, вытираю руки о мантию, отхожу подальше и прижимаюсь лбом к прохладной стене.
До меня доносится тяжелое прерывистое дыхание Майкла, ласковый шепот девчонок, бормочущих что-то утешительное, ободряющие голоса парней. Мне хочется, чтобы они все куда-нибудь исчезли и оставили меня одного. Но работа еще не закончена.
– Смойте его, – говорю я, не узнавая собственный голос.
– Что сделать? – переспрашивает Энтони.
– Зелье. Его нужно смыть. Агуаменти.
На более подробные инструкции у меня не хватает сил. Я слышу журчание воды за спиной и сдавленные ругательства Майкла.
– Флакон с красной пробкой, – снова говорю я. – Пусть выпьет. Нужно поспать. Укройте чем-нибудь.
Это все? Кажется, да. Я облизываю распухшие губы – оказывается, я здорово искусал их. И даже почти не заметил. Впрочем, это меньшее, чего я заслуживаю.
Ребята вполголоса переговариваются и чем-то шелестят за моей спиной – наверное, выполняют мои указания. Я не смотрю на них. Я не могу на них смотреть. Я хочу, чтобы они ушли. Я не чувствовал себя настолько грязным, даже когда в семь лет свалился в выгребную яму…
К моему плечу прикасается чья-то рука, тянет на себя, вынуждая обернуться. Энтони…
– Невилл, как ты? – встревожено спрашивает он. – Майкл уснул…
– Хорошо, – сдавленно отвечаю я, пытаясь сфокусировать взгляд на его переносице, и неожиданно даже для себя прошу: – Ударь меня!
– Ч-что? – Энтони отшатывается.
– Ударь меня! – горячечно шепчу я. – Прошу тебя!
– Ты с ума сошел? – на его лице появляется страх.
– Черт! – восклицаю я, теряя контроль. – Сделай это, слышишь!