P.U.M.E.
Шрифт:
— Лучше отвернись. Я позову тебя, когда ты понадобишься. Ты же хорошо его усыпил?
— Да… — растерянно отвечаю я и отворачиваюсь.
В этом подвале тихо, поэтому я отчётливо слышу каждое движение Валентина. Я представляю, как его рука медленно ведёт кончиком скальпеля по щеке моего сына. Становится страшно.
— Валь, ты только аккуратнее, ладно?
— Конечно.
Секунды тянутся, как мёд. Я обхватываю себя за предплечья и сильно, до боли, массирую бицепсы. Кручу головой во все стороны и переминаюсь с ноги на ногу.
— Ну что? — спрашиваю я.
— Иди сюда. Нежно вставь замок в разрез и вложи столько Пумы, сколько сможешь.
Я разворачиваюсь
— Я люблю тебя.
Очнувшись от испепеляющей боли в щеке я не могу понять, где нахожусь. Я, это снова я — Саймон. Голова раскалывается от странного чувства: я будто на несколько минут побывал в голове другого человека. Я видел, слышал, чувствовал и ощущал всё то же, что и он. Это был мой отец. Как бережно и как нежно он со мной обращался! От осознания, что никогда его больше не увижу, я начинаю рыдать взахлёб. Папа. Папа…
Кажется, что в жизни он никогда не проявлял столько нежности ко мне. Обычно это делала мама. Наверное, отцы всегда такие, им нужно держать лицо. Они держат эмоции в себе, а ситуацию под контролем, чтобы жена и дети могли поплакать и погрустить. Они не выпускают эмоции, пока не останутся наедине. Они, пожалуй, — сильные.
Несколько минут спустя слёзы заканчиваются. Не то, чтобы мне больше не грустно, просто слёзные железы перестают выделять их. Вскоре я услышал ритмичные звуки слева от меня: “тук тук-тук тук”.
— Да, — громко ответил я, после чего в комнату зашёл Валентин.
Я лежу на красивом закруглённом диване в конусообразной и хорошо освещённой комнате. Свет исходит справа. Я поверчиваю голову и в 20 метрах от себя вижу громадный кристалл. Сразу понимаю, что нахожусь на верхнем этаже главного здания.
— Как себя чувствуешь? Нормально? — спрашивает Валентин, подходя ко мне и присаживаясь рядом.
— Да.
— Ну и отлично! — радостно отвечает он, потирая, а затем хлопая, ладонями. — Слушай, — тон его голоса меняется. — У тебя наверняка множество вопросов. Собственно, поэтому я и пришёл, — он разворачивается ко мне, закинув одну ногу на диван. — Спрашивай. У меня действительно множество вопросов, и я не знаю с какого начать.
— Элис немного рассказывала мне про Эдэм. Вашей целью является безопасность и счастье людей?
— Да, а ещё — свобода.
— Хорошо, тогда скажите, не нарушает ли ваши цели и идеалы наше с Элис создание?
— Ты очень похож на своего отца, — задумчиво начинает Валентин. — Он тоже задавался этим вопросом.
— И что вы ему ответили?
— Я ничего ему не ответил. Я знаю, что он всё сам понял. Да и ты, парень, не глупый.
— Значит жертва малым ради большого? Валентин замолк на пару секунд и посмотрел в пол, а затем кивнул.
— Вам известно, что случилось с Теодором?
Пожалуй, для меня это самый важный вопрос. Я смотрю на губы своего собеседника. Жду, пока они откроются, и он заговорит.
— С ним случился Аеон. Иаков Аеон — гениальный учёный и совершенно беспринципный человек. Он был предыдущим лидером Эдэма.
— Не может быть… — у меня отвисла челюсть. — Почему он тогда сразу не убил меня, зная, кто я? И как он оказался по ту сторону?
— Власть, деньги и знания, которыми обладает Катарсис, переманили его, а не встреться он с Теодором, ты бы уже давно был мёртв. Теодор Х стал пешкой в его руках, а из тебя он хотел сделать
Валентин начал быстро перелистывать страницы, а затем показал мне один из разворотов. По краям расположены страшные формулы и корявые буковки, а по центру — карандашный чертёж.
— Паразит, так он его назвал, он внедряется в костный мозг и подчиняет жертву себе, — он тыкнул пальцем в рисунок, напоминающий паука. — На тот момент это было прототипом, но даже тогда все члены совета поняли, насколько это бесчеловечное орудие.
— И как он работает?
— Между паразитом и носителем заключается договор: со стороны носителя — желание, а со стороны паразита — силы, для его осуществления, в обмен на жизнь носителя. Скорее всего Теодор пожелал смерти отца, а когда это случилось потерял контроль над своим телом. Я схватился за голову и сжал свои полукудри мёртвой хваткой. Значит он знал… Он всё знал и обманывал меня! Тягучая обида завладела моим разумом.
— А Джинбей? Вам известно кто это и что с ним случилось? — нестриженые ногти вонзились в волосяные луковицы.
— Элис рассказала мне в двух словах, сочувствую, — он положил мне руку на плечо и впустил в меня немного своей светлой и тёплой пумы, пытаясь успокоить. — Всё сходится. Аеон узнал, как близок для тебя стал этот Потентианец и подстроил всё так, чтобы ты возненавидел Эдэм. Всё так. Теперь я всё понял. Я рассмеялся, а затем, прикусив язык, сомкнул рот и ударил себя по лицу.
— Я понял.
Мои ноги сами подняли меня, сами довели до двери и нашли способ как спуститься с верхнего этажа этого непрактичного здания без лестниц и лифтов.
Наверное, я иду по улице, может, я даже отвечаю на вопросы людей, которые так рады видеть меня. Стены и окна зданий сменяют друг друга. Кругом так спокойно, тепло и хорошо, а внутри — так холодно. Всё внутри меня заледенело настолько, что ноги подкашиваются. Я иду по траве, а в следующую секунду сижу под тенью могучего и широкого дуба. Ошмётки мыслей сталкиваются, нагревая мозг до предельных значений. Так вот почему он вёл себя так в баре. Вот почему рыдая просил прощения. Вот почему бросился на первых попавшихся шлюх. Вот почему он не жалел себя в битве с отцом. Вот почему он спилил рога.
Я, приложив всю силу, ударился головой о кору дерева.
— Дурак… Ты дурак, Теодор. Такой дурак!
Он ведь, наверняка, понял, к чему всё идёт. Когда мы пили энергетики на корабле, когда смеялись над глупыми шутками, когда встретились с Фей’джи и потеряли Джинбея…
— Когда ты спас меня от придурка на корабле. Неужели даже тогда ты уже всё знал? — я больно ударил себя по ноге. — Я не злюсь на тебя, Тео. Я не знаю, как бы поступил в твоей ситуации. Просто скажи, что наша дружба не была игрой, — я упал на бок, ударившись виском о корень. — НУ ПОЧЕМУ Я ТЕРЯЮ ВСЕХ, КТО МНЕ ДОРОГ! Почему… Ты ведь не обманывал меня, называя другом? Я понимаю. Ты просто мечтал убить его. Я правда понимаю, я не злюсь… Просто, почему…? Да понимаю я! Я просто хотел быть счастливым и делать счастливыми других… Теодор, прости меня, — я сжался в комочек, обнимая колени. — Прости меня, Джинбей, прости… Простите меня. Это точно я во всём виноват. Ты такой сильный, Теодор. Ты защищал и переживал… Ты ведь не меня предал, а незнакомца. Мы ещё не были знакомы, когда тебе вживили паразита, ведь так? Ты ведь не стал бы… Когда мы уже подружились… Не стал бы предавать меня, правда?