Падший ангел
Шрифт:
а не в спортсмене с гирею в руке.
Она жива... Но скорбен древний лик.
Дадим ей хлеб (а смысл ее велик).
Вернем улыбку в блеклые уста.
Побег из сна, как снятие с креста.
Пришла пора — проглянул в снах предел.
Преображенье — вот ее удел.
Пришла пора — веление судьбы —
опять вздымать Россию на дыбы!
УШЕДШИЕ
Вас
на этих тополях.
Бурьян-травой накрылись вы,
землею съеден прах.
Живым все чаще — не до вас,
всяк прав — в своем седле.
...Но иногда восходит час —
Час Мертвых на земле.
Я вижу, как, за валом вал, —
дым без костей, без жил, —
неспешно входят в степь, как в зал,
все те, кто прежде жил.
Всю ночь, как дикие цветы,
колышется их строй.
И шум посмертной суеты
доносится порой.
И я, очнувшись от тоски,
стою над бездной всей...
И две своих живых руки
ласкаю, как друзей.
РУССКАЯ ЦЕРКОВЬ
Не из дерева-кирпича,
не из мрамора и гранита —
из немеркнущего луча
плоть благая ее отлита.
Православная, вопреки
всем печалям — не пала низко.
Колыма, Сибирь, Соловки —
вот героев ее прописка.
Ей завещана страсть — не страх.
Страстотерпица! Слышу эхо:
то горят на своих кострах
Аввакумы двадцатого века.
Не иссякла в кровавой тьме,
не изникла в бесовской смуте.
Вот она стоит на холме
в осиянной Господом сути!
Пусть одежда ее проста,
цель — подвержена злым наветам.
Свет негромкий ее креста
неразлучен с небесным светом.
ОЧЕВИДЕЦ
Под вселенский голос вьюги
на диване в темноте
поразмыслить на досуге
о Пилате и Христе.
...Как же так! — руками трогать
воздух истины, итог,
в двух шагах стоять от Бога
и не верить, что он — Бог...
Под тенистою маслиной,
на пороге дивных дней,
видеть
и не сделаться светлей!
Отмахнуться... Вымыть руки.
Ах, Пилат, а как же нам
под щемящий голос вьюги
строить в сердце Божий храм?
Нам, не знавшим благодати,
нам, забывшим о Христе,
нам, сидящим в Ленинграде
на диване — в темноте?
ПОКАЯНИЕ
Гласит божественная лира,
нас уводя от суеты:
не сотвори себе кумира,
не искази Творца черты,
уйми гордыню...
Богом данной
душе -
в трудах воздвигни храм!
...Ведь даже звезды,
покаянно,
бледнеют в небе по утрам.
Присутствую при снегопаде —
последнем, может быть, в судьбе.
Не отвлекайте, Бога ради,
забыть позвольте о себе.
Ловлю холодную снежинку
горячим выступом губы.
Слежу зигзаги и ужимки
венозно вздувшейся тропы.
Очаровательное иго —
снеговращенья краткий срок...
Читаю небо, точно книгу,
и Божью милость — между строк.
МЕРТВЫЕ СЛОВА
Мутна была погода,
мертва листва словес:
«лишенец», «враг народа»,
«в расход», «лагпункт», «обрез»
Что вынести Отчизне
пришлось и — для чего?
Лишенец... смысла жизни?
Враг... брата своего?
Слова как брань, как окрик,
как свист хлыста сквозь век:
«гулаг», «рабсила», «контрик»,
«нацмен», «баланда», «зэк»...
ЛЮБИТЕЛЯМ РОССИИ
Как бы мы ни теребили
слово Русь — посредством рта,
мы России не любили.
Лишь жалели иногда.
Русский дух, как будто чадо,
нянчили в себе, греша,
забывая, что мельчала
в нас — Вселенская душа.
...Плачут реки, стонут пашни,
камни храмов вопиют.
И слепую совесть нашу
хамы под руки ведут.
Если б мы и впрямь любили, —
на святых холмах Москвы
не росло бы столько пыли,