Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

Фляйшхауэр Ингеборг

Ознакомление с протоколами обеих делегаций показывает, что со­ветские военные в противоположность «легкомысленности» [1026] в подходе западных партнеров к переговорам вели их с большой серьезностью, не оставляя никакого сомнения в том, что Советское правительство ожидало от них заключения полноценного военного со­глашения, не скупясь на доказательства своей явной заинтересованно­сти. Несмотря на небезосновательную пессимистическую оценку британской готовности, Советское правительство к началу переговоров недвусмысленно выражало свои надежды на позитивный исход перего­воров: оно произвело впечатление на западные миссии не только высо­ким уровнем советской делегации, но и пышным приемом с воинскими почестями, удивив их атмосферой теплой сердечности, «удачной пре­людией к совещаниям» [1027] .

1026

Beaufre. Drame, p. 138,136.

1027

Doumenc. France, p. 1; LangerlGleason. Challenge, p. 176. Боннэ отметил великолепный прием и сердечную атмосферу в начале перего­воров (Fin, р. 275). Руководитель английской делегации подчеркивал, «что миссиям был оказан

чрезвычайно благожелательный прием» (DBFP, 3, VII, р. 558).

Советская делегация имела широкие полномочия [1028] . По советским сообщениям, устные указания членам делегации предписывали им оказывать величайшее уважение и максимальное внимание к перего­ворам и беседам, как и к членам западных делегаций [1029] . Ежедневно по окончании соответствующих заседаний советская делегация лично от­читывалась перед Сталиным в присутствии других руководящих чле­нов правительства (на этих докладах, по-видимому, постоянно присутствовал «хозяин» особняка на Спиридоновке, ныне улице Алек­сея Толстого, занимаемого Наркоматом иностранных дел, в котором проходили переговоры, Молотов). В зависимости от важности сообще­ний эта задача возлагалась либо только на руководителя делегации Во­рошилова, либо на Ворошилова, Шапошникова и Кузнецова одновременно [1030] .

1028

Полномочия от 5 августа 1939 г. («СССР в борьбе за мир...», № 400, с. 535).

1029

Так вспоминает член делегации Н. Кузнецов, который в то вре­мя был народным комиссаром военно-морского флота, в беседе с Л.A. Безыменским. (Безыменский. Особая папка..., с. 54).

1030

Там же, с. 54,146.

Для германского посольства не существовало никаких сомнений в том, что Сталин с величайшим вниманием и подлинным интересом сле­дил за переговорами, поскольку эффективный единый военный фронт с западными державами, который включал бы в себя буферные государ­ства Центральной и Восточной Европы, обещал ему несравненно большую безопасность, чем базирующийся на ненадежном фундаменте двусторонний союз с Германией — нарушителем европейского статус-кво. Поэтому не случайно в беседе с американским послом Штейнгардтом 16 августа Молотов одобрил заинтересованность президента США Рузвельта в скорейшем заключении военной конвенции и подчеркнул, что его правительство оценивает положение в Европе как чрезвычайно серьезное и придает большое значение ведущимся переговорам. Прав­да, на вопрос американского посла, в какой стадии находятся перегово­ры, Молотов в этот пятый день военных переговоров ответил уклончивой стереотипной фразой, что его правительство высоко оценивает все предыдущие и настоящие переговоры с Англией и Фран­цией, поскольку они могут привести к соглашению о военной взаимопомощи против прямой и косвенной агрессии. Будучи спрошен­ным о его личном мнении, он подчеркнул: «Мы потратили много време­ни на переговоры — одно это уже показывает, что мы ожидаем успеха от переговоров. Промедления вызваны не (только) нами... Исход пере­говоров зависит в равной степени как от нас, так и от других . Многое уже сделано для достижения успеха, и, как Вы знаете, переговоры про­должаются» [1031] .

1031

Телеграмма Штейнгардта С. Уэллесу от 16августа 1939 г. (Laneer/Gleason. Challenge, p. 161).

Германский военный атташе Эрнст Кёстринг не сомневался в серьезности советских усилий заключить пакт с западными держа­вами. Когда он спустя несколько недель сидел с Ворошиловым и Шапошниковым за тем же столом переговоров, он спросил наркома обороны о ходе предшествовавших военных переговоров. Вороши­лов ответил со вздохом: «Да, это было ужасно. Если бы французы и англичане прислали других партнеров по переговорам, вы бы те­перь, наверное, не сидели на их месте!» Кёстрингу, близко знав­шему Ворошилова в течение многих лет, этот ответ показался убедительным. «При свойственном тогда русским чувстве неполно­ценности, — писал он позже, — им требовалась самая лучшая ло­шадь из конюшни». В этом замечании Ворошилова, «к которому присоединились и другие характерные высказывания по поводу тех событий», Кёстринг обнаружил «...не только заложенный в это де­ло гандикап демократических стран в сравнении с авторитарными государствами, но и исключительно в данном случае абсолютное непонимание тогдашней русской позиции британскими и француз­скими партнерами Москвы по переговорам» [1032] .

1032

Teske. K"ostring, S. 138.

Эти замечания Ворошилова, высказанные им в беседе с Кёстрингом в сентябре 1939 г., полностью соответствуют его действиям на военных переговорах. Уже на первом заседании западные воен­ные миссии обнаружили, «что советские партнеры серьезно настро­ены на успешное завершение переговоров» [1033] . Они вели переговоры прямолинейно, целеустремленно, с сосредоточенной серьезностью, не прибегая в отличие от своих западных партнеров «ни к каким уловкам или уклончивым дипломатическим манев­рам» [1034] ; при этом их «резкая» [1035] , а по мнению англичан, даже «грубая» [1036] манера ведения переговоров объяснялась не в послед­нюю очередь тяготевшей над ними необходимостью принятия ре­шений. Здесь, помимо прочего, важную роль играл фактор дефицита времени: знание даты намеченного на один из ближай­ших дней германского нападения на Польшу требовало четкого ре­шения. Эти факторы настолько сильно давали о себе знать во время переговоров, что никаких сомнений в искренности руковод­ства советской делегации тогда не было [1037] .

1033

Notes by Mr. Roberts on Anglo-Franco-Soviet Military Conversations, in: Anhang II, DBFP, 3, VII, p. 558. Ср. также положи­тельные характеристики, даваемые Ворошилову и Шапошникову Думенком (France, р. 2).

1034

Beaufre. Drame, p. 137.

1035

Weber. Entstehungsgeschichte, S. 277. Вебер называет перегово­ры «фарсом» из-за якобы недостаточной готовности к переговорам со­ветской стороны.

1036

Beaufre. Drame, p. 134.

1037

Послы и руководители делегаций

западных стран, «казалось, находились, под впечатлением очевидной искренности маршала Воро­шилова» (Notes by Mr. Roberts... in: DBFP, 3, VII, p. 558). Лишь после драматического и унизительного для членов западных делегаций окон­чания переговоров всплыли сомнения в откровенности советских руководителей переговоров. Причины их носили прежде всего психологический характер.

Руководитель советской делегации маршал Ворошилов с самого на­чала уделял главное внимание двум вопросам, к обсуждению которых он постоянно и с чрезвычайным упорством возвращался: «планы» [1038] западных держав, касающиеся операций Советской Армии на герман­ском Восточном фронте в случае войны, и связанный с этим вопрос о проходе советских войск через территорию Польши и Румынии с целью соприкосновения с противником [1039] . Слова Ворошилова о том, что ему «из всей военной истории не было известно ни одного случая, когда бы искали союзника против вероятного противника, но не желали бы пре­доставить этому союзнику право войти в соприкосновение с вероятным врагом» [1040] , были, по мнению Кёстринга, справедливы, тем более что советское руководство знало о предстоящем нападении Германии на Польшу.

1038

На заседаниях 12 августа (DM, S. 256f.), 13 августа (DM, S. 259ff.) и 14 августа (DM, S. 274ff.). См. также: Doumenc. France, p. 1.

1039

Вначале на заседаниях 13августа (DM, S. 270), более подробно на заседаниях 14 августа (DM, S. 272ff.) и позже на заседаниях 16 авгу­ста 1939г. (DM, S.313ff.).

1040

Teske. K"ostring, S. 138.

В начале заседания 14 августа Ворошилов уточнил свои вопросы, но из ответов он должен был понять, что ни англичане, ни французы не имели на этот случай никаких убедительных военных планов и что они не были готовы к совместному решению вопроса о праве прохода. Это побудило руководителя советской делегации уже на заседании 14 авгу­ста поставить вопрос о проходе войск через польскую и румынскую территорию в качестве «кардинального вопроса» дальнейшего совет­ского участия в переговорах: «...это является предварительным услови­ем — пропуск наших войск на польскую территорию через Виленский коридор и Галицию и через румынскую территорию». Иными словами, «вопрос о пропуске советских войск на польскую территорию (на севере и юге) и на румынскую территорию» должен быть решен заранее [1041] . Так возникла, по мнению французской миссии, драматическая ситуа­ция: грянул «гром» [1042] .

1041

DM, S. 278f.

1042

Bonnet Fin, p. 275-277.

После перерыва между заседаниями — во время перерывов совет­ская военная миссия, по наблюдению западных партнеров, доклады­вала Сталину о происходящем — Ворошилов еще раз уточнил свои вопросы: «Будут ли советские вооруженные силы пропущены на тер­риторию Польши в районе Вильно по так называемому Виленскому коридору? Раз. Будут ли советские вооруженные силы иметь возмож­ность пройти через польскую территорию... через Галицию? Два. Бу­дет ли обеспечена возможность вооруженным силам Советского Союза в случае надобности воспользоваться территорией Румынии?.. Три. ...Для советской миссии ответы на эти... вопросы являются кар­динальнейшими».

В ответе, который генерал Хейвуд после короткой совместной кон­сультации дал Ворошилову от имени обоих руководителей миссий, го­ворилось, что Польша и Румыния как самостоятельные государства должны сами дать разрешение на проход советских войск. Он отослал Советское правительство к правительствам указанных государств, от­метив, что это допрос политический, а не военный. Подобный ответ по­будил Ворошилова после следующего перерыва в переговорах (и соответствующих консультаций со Сталиным) сделать заявление, в ко­тором он, признавая сложность стоящих перед ними политических воп­росов, обозначил дальнейшие переговоры, если не будут даны положительные ответы на советский «кардинальный вопрос», заранее обреченными «на неуспех» [1043] .

1043

DM, S. 279,280,282.

По мнению Бофра, «советский ответ... был чрезвычайно ясен и, к сожалению, неопровержимо логичен. Было более чем нелепо пойти на переговоры с СССР, не разрешив, хотя бы на стратегическом уровне, вопроса русско-польского взаимодействия» [1044] . Вопрос, значение кото­рого военные полностью осознавали с самого начала [1045] , был исключен их правительствами из перечня подлежащих обсуждению вопросов [1046] . Делегации же в соответствии с полученными указаниями направляли его на рассмотрение своим правительствам. «Таким образом, его судьба была решена» [1047] .

1044

Beau/re. Drame, p. 145.

1045

В части I, пункт 67, Инструкций говорилось:«... проблематич­но, смогут ли поляки и румыны остановить продвижение немцев и со­здать таким образом прочный Восточный фронт, если русские не окажут им в значительной степени помощь». (Instructions..., in: DBFP, 3, VI, p. 773). Господствовало единое мнение о том, что «лишь СССР в состояний выставить такие силы, такое пространство и такие ресурсы. Таким образом, и союзники были вынуждены искать поддержки Совет­ского государства. Эта поддержка была необходима с военной точки зрения, ее осуществление было единственным шансом предотвратить войну» (Beaufre. Drame, p. 117-118).

1046

Британские инструкции исходили из «нежелания поляков и ру­мын иметь советские войска на своей территории и отказа этих стран даже рассматривать планы возможного сотрудничества», они выдвига­ли ряд уклончивых формулировок, вершиной которых были такие ука­зания: «Делегации не должны обещать (советским партнерам) сообщать в центр. Делегации не должны обсуждать оборону Прибал­тийских государств» (Part 1,16, in: DBFP, 3, VI, S. 764).

Инструкции Гамелена придерживались того, что поляки не могут в мирное время официально разрешить советским войскам вступать в случае конфликта на их территорию, однако не сомневались, что поля­ки «в момент опасности согласятся принять на своей земле советскую авиацию, а возможно, и механизированные соединения» (Beaufre. Drame, p. 122,123). Помимо этого предположения, «в инструкциях не было ни слова о политических трудностях».

1047

Beaufre. Drame, p. 141.