Память льда
Шрифт:
— Да, сударь, — тихо сказал несокрушимый щит, — нам не на что надеяться. Пять недель — громадный срок. Даже если бы упомянутые армии завтра подошли к Капастану… Вы понимаете: по сравнению с паннионцами… это просто жалкая горстка. Уповайте на то, что они отомстят, ибо ничего иного им не остается…
— Это выводы Брухалиана или ваши собственные?
— Увы, в этом мы с ним абсолютно солидарны.
— Какие же вы глупцы! — вырвалось у Джеларкана. — Глупцы, Худ вас побери!
— Сударь, вы можете называть нас любыми словами, но мы не сможем пять недель
— Как будто я и сам не знаю! Зачем вообще вы подбили меня на это противостояние?
— Простите, принц, но мы вас ни на что не подбивали, — нахмурившись, возразил Итковиан. — Если помните, вы позвали «Серых мечей» для обороны города. Мы подписали соглашение.
— Теперь об него можно вытирать ноги! Соглашение! Жалкий кусок пергамента! Ведь «Серые мечи» уже настроились на поражение. Вас не заботит судьба капастанцев. А мне важнее всего сохранить жизни своим подданным… Насколько я понимаю, эти армии идут с запада и еще не переправлялись через Серп. Нужно двинуться на соединение с ними.
— Принц, это равносильно самоубийству. Нас перебьют всех до единого.
— Мне странно слышать такие слова от профессионального воина. Мы должны сосредоточить все силы в западной части Капастана. Затем дерзкий прорыв и исход жителей под прикрытием всех войск, что есть в городе. И тогда…
— Повторяю: нас уничтожат, — прервал его Итковиан. — Мы перебрали все варианты, включая и этот. Можете сколько угодно сердиться, сударь, но исход лишь несколько отсрочит бойню. Кавалерия септарха окружит нас со всех сторон и принудит остановиться. Следом подоспеют беклиты и тенескарии. Если здесь мы еще как-то можем защищаться, то на равнине вместо городских стен будет только воздух. Час-полтора — и от нас ничего не останется.
Отношения между «Серыми мечами» и Джеларканом не всегда были гладкими. Но такое презрение, такую откровенную ненависть в глазах правителя Капастана Итковиан видел впервые.
— Потрудитесь сообщить Брухалиану следующее, — отчеканил Джеларкан. — Впредь пусть «Серые мечи» не пытаются думать за принца. Не в вашей компетенции решать, что ему надлежит знать, а что — нет. Необходимо докладывать обо всех делах, невзирая на то, кажутся они вам важными или же второстепенными. Правитель сам в этом разберется. Вам понятно, несокрушимый щит?
— Можете не сомневаться, ваше высочество, я в точности передам эти слова Брухалиану.
— Не удивлюсь, если Совет масок знает еще меньше моего.
— Вероятнее всего, так и есть. Видите ли, интересы Совета предполагают…
— Избавьте меня от своих заумных рассуждений, Итковиан. До свидания.
Принц развернулся и зашагал к воротам. Он двигался как заведенная кукла, однако в его походке все равно сквозило что-то величественное и благородное.
«Мне жаль тебя, Джеларкан, но какое это сейчас имеет значение? И потом, я не имею права выказывать свои личные симпатии. Я — всего-навсего выразитель воли смертного меча. Мои собственные мысли и чувства не играют никакой роли».
Усилием воли Итковиан подавил закипающее
Подойдя ближе, Итковиан заметил на углях нечто вроде куска мяса, красноватого по краям и молочно-белого в середине. Лопатка. Только вот чья? Для бхедерина слишком легкая. Человеческая? Нет, эта длиннее и тоньше. Лопатка оленя, наверное, или антилопы. Баргасты начали ритуал прорицания, используя этот артефакт. Ну конечно! Недаром их шаманов называют заклинателями костей.
«Как же я раньше не понял, что эти двое не просто воины? Достаточно вспомнить заунывную песнь Кафала на заседании Совета масок. Он — шаман, а Хетана — его помощница».
Итковиан остановился за спиной юноши. От жара углей лопатка начала трескаться. Жир пузырился на толстых краях кости, шипел и вспыхивал, словно огненная мантия.
Самым простым видом гадания было изучение узора трещин. Охотникам такой узор служил чем-то вроде карты, подсказывающей, где искать добычу. Однако ритуал, к которому прибегли Кафал и его сестра, был куда сложнее, а стало быть, и трещины представляли собой отнюдь не просто карту земного мира. Несокрушимый щит стоял не шевелясь и пытался вникнуть в суть разговора между баргастами.
Естественно, брат и сестра говорили на своем родном языке, которого Итковиан почти не знал. Но это не помешало ему понять, что в беседе также участвует и некая третья сторона. Оставалось загадкой, каким образом ее ответы слышали Кафал и Хетана; тем не менее их оживленные кивки свидетельствовали, что так оно и есть.
Лопатка успела покрыться целым лабиринтом трещин. Она чуть посинела, затем сделалась бежевой и, наконец, опять стала белой, но молочная гладкость сменилась известковой шершавостью. От лопатки начали отваливаться куски, словно бы дух уступил неукротимой силе огня.
Странная беседа прекратилась. Кафал погрузился в забытье. Хетана отодвинулась от жаровни, подняла голову и только сейчас заметила Итковиана:
— Рада, что ты здесь, Волк. В мире случились перемены. Удивительные перемены.
— Они благоприятны для тебя? — спросил Итковиан.
— А ты бы хотел этого? — улыбнулась Хетана.
«Хотел бы я шагнуть в пропасть?»
— Возможно, — уклончиво ответил несокрушимый щит.
Баргастка, посмеиваясь, встала. Она потянулась и вдруг поморщилась, точно от боли:
— Как же кости ломит. И мышцы стосковались по заботливым рукам.
— Разве ты не умеешь растирать затекшие мышцы?
— Умею, Волк. Давай сделаем это вместе. Хочешь?
— Сначала расскажи, о чем ты узнала.
Хетана презрительно усмехнулась, уперев руки в бедра:
— Разочаровал ты меня, Волк. Теперь-то я понимаю: тебе велели лечь под меня и выведать все тайны. Так? Чего молчишь? Но имей в виду: со мной в такие игры играть опасно.
— Наверное, ты права, — пробормотал Итковиан и двинулся прочь.