Паранойя. Почему он?
Шрифт:
Она, наконец, отрывает взгляд от коленок и пожав невозмутимо плечами, выдаёт:
– Отчего же не послушать? Люблю фэнтази.
У меня вырывается смешок. Умница, девочка, начинаешь приходить в себя.
– Можно мне мои вещи обратно? – кивает она на рассыпанные у меня между ног баночки-скляночки.
– Собирай, - расставив ноги по шире, не могу удержаться от провокации. Она, конечно же, краснеет, поджимает недовольно губы, но не пасует.
Хватает свою сумочку, заталкивает в неё
Я же смотрю на её тонкие руки, порхающие возле моей натянутой ширинки и понимаю, что зря это затеял.
Очень даже зря. Член, будто взбесившийся цепной пёс, рвётся из штанов, почувствовав свой лакомый кусочек. От толчков приливающей крови становиться уже не просто дискомфортно, а больно. Она ещё так изогнулась, приподняла попку, что у меня зубы сводит от желания протянуть руку и поласкать её, неприкрытую трусиками, киску.
Интересно, сильно охренеет? Успею ли, пока она в ступоре, разогреть ее и завести? Вряд ли, конечно.
Эх, сейчас бы намотать её волосы на кулак да опустить под руль…
Баран я всё-таки! Надо было не вы*бываться тогда, а позволить ей отсосать – всё хоть какая-то компенсация за весь этот дурдом.
Чтобы немного отвлечься от горячих, неуемных фантазий, возвращаюсь к теме нашего разговора и пересказываю Зойкину версию событий, пристально следя за Настькиной реакцией.
Она, наконец, собирает свои пожитки, возвращается в исходную позу и некоторое время слушает совершенно без эмоций, лишь в парочке мест её пробивает, и она одобрительно хмыкает, и весело усмехается, качая головой.
– Ну, что скажешь? – закончив, иронично интересуюсь, продолжая скользить по ней голодным взглядом. Ни хрена я не отвлёкся, просто приглушил своё «хочу», и сейчас оно требовало проценты, как озверевший кредитор.
– Потрясающе!
– подхватив, меж тем, мой тон, насмешливо отвечает Настька, даже не подозревая, что за беспредел с её участием лютует в моей башке. – В этой версии я себе нравлюсь гораздо больше. Такая прямо femme fatale. – смеётся она.
– А ты не такая? – уточняю, подводя к нужным мне ответам.
– Не такая.
– И какая же? – настойчиво продолжаю допрос, давая понять, что больше не позволю ходить вокруг да около, но она опять молчит. – Настя, я жду!
– Чего?
– Откровений.
Вздохнув, словно перед прыжком, поднимает на меня взгляд и ровным, абсолютно лишенным эмоций голосом признается:
– Ну, раз откровений… Дура я. Дура, которая в тебя влюбилась. Так достаточно откровенно?
Сказать, что она убрала меня этим признанием – не сказать ничего. Всякое ожидал, но не то, что она вот так в лоб и сразу насмерть.
Вот тебе и не femme fatale. Да эта девочка со своим творческим мышлением
Господи, какой же она ребёнок! И вот что на это ответить?
Смотрю на дорогу перед собой, пытаясь подобрать слова. На горизонте маячит город. Сбрасываю скорость, и наконец, с невозмутимой рожей сообщаю:
– Откровенно, но ни хера не информативно.
– Твои проблемы.
– Серьёзно? – охрениваю с её наглости, начиная по-новой заводиться. – А ты в курсе вообще, что я тебя и посадить могу?
– За что? За то, что перед школой упражнялась циферки переписывать? – насмешливо уточняет она. – Я же никому их не показала.
Вот ведь сучка мелкая, соображает! Ладно, один – ноль.
– А что ты с ними вообще собиралась делать?
– Не знаю, ещё не придумала. Просто хотела, чтоб тебе жизнь медом не казалась.
– А сейчас что? Не хочешь?
– Ну, почему же? Хочу.
– И что делать будешь?
– снисходительно интересуюсь, угорая с нашего диалога «без купюр», вот только ответ озадачивает.
– Ничего. Просто наблюдать.
– М-м… И за чем же вы, Анастасия Андреевна, будете наблюдать, если не секрет?
– Помилуйте, Сергей Эльдарович, какой же это секрет? – смеётся она наигранно, подхватив мой елейный тон. – Наблюдать и с превеликим удовольствием я буду за тем, как мой отчим и Влад Елисеев отымеют тебя во все щели без вазелина, расчленят, а потом позволят шакалью догрызть где-нибудь под деревом.
Она веселится, а я просто херею.
– Что, бл*дь? Че ты сказала?
– ударив резко по тормозам, и едва не вписавшись в кого-то, поворачиваюсь я к ней, сдерживаюсь изо всех сил, чтобы не дать волю своему гневу и не придушить суку. Вот ведь стерва!
– Ты совсем придурок?!
– кричит она, ударившись головой.
– А ну-ка пошла вон!
– Что? – видимо, все ещё находясь в шоке, не догоняет она.
– Выметайся, сказал!
– рычу, чувствуя, что еще чуть-чуть и Настенька себя будет по кускам собирать.
Меня колотит от ярости и я уже ни черта не соображаю. Даже промелькнувшие в её зеленющих глазах слезы не отрезвляют.
Несколько секунд мы сверлим друг друга дикими, полыхающими взглядами, а потом она усмехается, не скрывая презрения и отстегнув ремень безопасности, выходит из машины, со всей дури хлопнув дверью. У меня все вскипает внутри и от раздражения, и накатившей пустоты хочется ее добить, поэтому опустив стекло, бросаю:
– И чтобы больше я тебя не видел в своем доме!
Она оборачивается и показав средний палец, выплевывает: