Пария
Шрифт:
Но я не сбежал, отчасти просто потому, что у меня не было убежища, куда можно было бы сбежать, кроме сомнительного утешения на холоде и одинокой голодной смерти. Свою роль сыграла и тупая верность, поскольку так всегда бывает с мальчишками, которых приняли бандиты – из щедрости сильного произрастает особая форма привязанности, которую не так-то просто разорвать. Но я предпочитаю думать, что плёлся за ним, как послушная собачонка, из понимания, что желание убивать из него уже выветрилось. Он шёл, согнув спину и опустив голову, что говорило о мрачном разочаровании – а это настроение
Он тяжело вздохнул, выпустив облачко пара, опустился на упавшую берёзу, кивнул мне садиться, а потом протянул руку в ожидании:
– Монеты.
Я быстро передал ему кошелёк, украденный с трупа Сокольника. Обычно он взял бы половину и вернул остальное, но не сегодня.
– И это всё? – спросил он, засовывая кошелёк за пояс.
– Ещё вот, – сказал я, доставая украденные ножи, которые он тоже взял. – И это. – Я схватил цепочку на шее, но Декин насмешливо фыркнул, заметив грубо отчеканенный медный диск на ней.
– Херсифона? Оставь сучку себе. Мужчина в этом мире сам добывает себе удачу.
Я отпустил цепочку и посмотрел, как он перевёл взгляд на лес.
– Почему ты не убил Эрчела? – спросил он, и его голос выдавал лишь едва заметную нотку интереса.
– Не знал, хотел ли ты этого. Впрочем, кажется, хотел бы.
– Херня. Ты этого не сделал, потому что сам не захотел. Потому что ты не такой, как он. Убийство для тебя не удовольствие, а тяжёлая работа. Все прирождённые убийцы – разбойники, но не все разбойники – прирождённые убийцы. – Он улыбнулся своему остроумию, и его борода встопорщилась. – Для Эрчела убийство слаще ёбли. Ты и сам знаешь, видел же. Ими вот. – Он положил одну руку мне на голову, поднял другую и провёл двумя большими грубыми пальцами мне по бровям, заставив веки закрыться.
– Они, Элвин. – Пальцы немного надавили, чуть больно, только чтобы напомнить мне, что сил ему с лихвой хватит продавить глаза до самых мозгов, если захочет. – Они – твоя принципиальная ценность для банды, для меня. Я понял сразу же, много лет назад, когда мы нашли тебя в лесу – комок тряпок, кожи и костей, в паре часов от могилы, но с такими ясными глазами. Эти глаза так много видят, а мозги за ними всё это хранят. Лорайн мой советник, Райт – мой проводник к невидимому, Тодман мой палач, но ты… ты мой шпион, который видит то, что нужно видеть. И я знаю, ты видишь, что однажды с Эрчелом нужно будет покончить, и, когда придёт время, это сделает твоя рука.
Пальцы снова надавили на мои глаза, на этот раз чуть сильнее, а потом он со вздохом отпустил меня.
– Вот твоё наказание, Элвин, за то, что не действовал так, как показывали тебе твои глаза. Если есть возражения, то озвучь их сейчас.
Я моргнул, смахивая слёзы, и ответил, не позволив себе помедлить, и стараясь, чтобы голос не дрожал:
– Никаких возражений, Декин.
– Что ж, хорошо. Пройдёт ещё несколько недель, так что не зацикливайся на этом слишком сильно. У Эрчела есть кровные узы, так что мне придётся сначала поторговаться. – Он замолчал и долго смотрел расфокусированным взглядом в сторону деревьев.
– Так ты… – проворчал он наконец, – видел кончину герцога?
– Нет, это
– Но он-то всё же выполнил свой долг, а? Махнул-таки мечом и отхватил для короля голову ублюдку-предателю.
Я ничего не сказал, раздумывая, хочет ли Декин на самом деле услышать полное описание измученных останков, которые торчали на пике на стене замка Амбрис. К счастью, Декин заговорил прежде, чем я промямлил ответ:
– Вот только он не был ублюдком, – пробормотал Декин. – Бастардом-то. А я был. Одним из многих. Знаешь, я даже представления не имею, сколько моих братьев и сестёр шныряет по этому герцогству. О четверых знаю точно, и ещё нескольких, немного похожих, видел мельком за эти годы. Непризнанные отпрыски чресл герцога, бедные как грязь, каким был и я.
Он помолчал, рассказав этот секрет, который на самом деле никаким секретом не был, поскольку слухи о родителях Декина ходили давно, разве что открыто не обсуждались. Сходство мог заметить каждый, стоило только взглянуть, и он никогда этого не отрицал, но никогда и не хотел об этом разговаривать. Все мы знали, что говорить в присутствии Декина о герцоге Руфоне чревато непредсказуемыми последствиями.
– Если я правильно помню, ты своего отца не знал? – спросил он, когда я уже задумался, стоит ли что-нибудь сказать.
– Нет, Декин. – Я натужно усмехнулся, как часто делал, когда всплывал вопрос моего детства. – Это мог быть любой из тыщи капризных ебак, толпившихся тем месяцем в борделе.
– Тогда считай себя счастливчиком, поскольку я понял, что отцы обычно сильно разочаровывают своих сыновей. Кто ещё был свидетелем казни?
– Помимо защитника и восходящего, только лорд-констебль достоин внимания из тех, о ком мы слышали. Только они, рота Короны и кучка солдат из других герцогств. Думаю, они ожидали волнений от горожан.
– Но никаких волнений не было, ведь так? – Я увидел, как его губы под бородой скривились в ухмылке. – Наверное, они терпели своего господина, а может он им даже немного нравился, но никогда его не любили. Его мало кто любил.
Он наклонил голову, чтобы посмотреть на меня, и заговорил. И голос, и взгляд на этот раз стали более резкими:
– Что ты узнал? Если ты выпытал хоть что-то из тех бедолаг, прежде чем их убить.
Я отвечал быстро, радуясь, что тема сменилась:
– Говорят, нового герцога зовут Эльбин Блоуссет. Троюродный брат…
– Двоюродный, – поправил Декин. – Сын сестры моего деда. Что ещё?
– Солдаты сказали, что они какое-то время были расквартированы в замке Блоуссета. Там находился и сэр Элберт. Они подслушали их разговор. Похоже, Блоуссет оказался слишком труслив, чтобы сражаться против кузена.
– Трусость и благоразумие часто одно и то же. Что ещё?
– По большей части это всё. Ещё куча баек о битвах, которые они видели, сплетни о сержантах, которых они ненавидят, или о капитанах, которые им нравятся – всё, как всегда. Мне так и не удалось узнать название замка.