Пария
Шрифт:
– Троюродный брат герцога Руфона, или кто-то вроде того, – ответил Потс. – Единственная знатная жопа хоть с каким-то кровным родством, которую только смогли найти во всём герцогстве, да помогут им мученики.
– Потс, – сурово сказал Сокольник.
Но Потс уже заблудился в своих чашках, и не обратил внимания на предостережение.
– Герцог Эльбин Блоуссет, так нас заставляли его называть. Всё равно что повязать золотую ленту на дохлого борова. Услышал пару слов между ним и сэром Элбертом, когда мы были расквартированы в той куче дерьма, которую он называет своим замком. «Сударь, но я же не военный. Оставлю подобные вопросы вам…»
Я хотел было выведать точное расположение дерьмового замка,
– Думаю, вы, парни, с тяжким трудом знакомы, как и я когда-то, – заметил Сокольник. – Долгие годы я горбатился подмастерьем у жестокого господина. Моя спина болела от его палки и от бесконечной работы, к которой он меня приставлял. Ничего такого не будет, если принесёшь присягу знамени.
– Я-то думал, солдат всё время порют, – пьяно и медленно прокомментировал Эрчел, убедительно не фокусируя глаза. Он наслаждался своей ролью, радовался успеху своего обмана. Мне это показалось тревожным, поскольку обманы Эрчела всегда означали прелюдию к более мрачным деяниям.
– Кнута в нашей роте доводится отведать только трусам, – заверил его Сокольник, похлопав нас по плечам. – И я вижу, что два столь отважных парня никогда бы не убежали из боя…
День перетёк в ночь. Потс и Сокольник любезно пригласили нас посетить их роту, где полно выпивки и ещё больше историй. Я знал, что случается с теми несчастными, которым хватает глупости сунуть ногу в ловушку. С наступлением утра они проснутся с головной болью, прикованные к колесу телеги и с серебряным совереном, засунутым им в рот. Сержант избавит их от соверена с уверениями, что его вернут вместе с другим, когда окончатся пять лет под знамёнами. В разгар войны с Самозванцем, с учётом всех лагерных лихорадок, болезней и ежедневных опасностей солдатской жизни, шансы получить обе монеты были невелики. Дни, когда юноши с мечтами о славе стекались под знамёна, давно прошли, отсюда и нужда в такой жестокой тактике для поддержания сил роты.
«Есть два вида солдат-добровольцев», – сказал мне как-то Декин, – «безумные и отчаянные. Все остальные не более добровольцы, чем какой-нибудь бедолага на Рудниках».
– Сначала надо отлить, – сказал я, нетвёрдо поднимаясь на ноги. По плану мы с Эрчелом должны были доковылять до ямы позади таверны и просто исчезнуть. Солдаты поругаются на своё невезение, что дали нам ускользнуть из ловушки, и, может быть, довольно скоро нас забудут. А к утру мы бы уже вернулись в лагерь и рассказали Декину всё, что знаем.
– Отольём по пути, – громко провозгласил Эрчел, поднялся на ноги и допил остатки эля. – Гришь, у тя есть бренди?
– Целый бочонок этого пойла, – заверил его Сокольник, похлопывая по плечу, и повёл его к дверям. – Подарочек от самого Самозванца. Этот ублюдок сбежал и оставил нам всю выпивку.
Мы вывалились из таверны в объятья холодного воздуха на покрытую свежим инеем землю. Это сразу помогло развеять эффекты ночной пьянки. Мы вразвалочку шли с Сокольником и Потсом, и у меня скрутило живот от осознания, что скверного завершения этого вечера уже не избежать. Остальные солдаты остались позади, на удачу нам, но не этим двоим.
Роту Короны расквартировали в замке Амбрис, а герцогские роты стояли лагерем на другом берегу реки, предположительно в качестве охраны на случай волнений среди горожан. Эрчел подождал, пока мы не перешли на дальний берег по узкому деревянному мостику, остановился и покачался вперёд-назад. Его лицо скривилось, как у человека, которому нехорошо от излишне выпитого.
– Я… – пробормотал
– Этому нужна небольшая закалка, – посмеиваясь, комментировал Потс, пока Эрчел продолжал блевать – так громко, что полностью захватил внимание обоих солдат. – Несколько лет под знаменем, и кишки будто как из железа.
К счастью их капитан не посчитал нужным выставить пост для охраны моста, а пикеты, патрулировавшие лагерь, находились слишком далеко, чтобы заметить дальнейшее.
На поясе у меня была спрятана мягкая дубинка – крепко сплетённый шестидюймовый столб из кожи с шаром из спаянных шеков в конце. В драке от ножа или обычной дубинки больше пользы, но в случаях вроде этого, да в искусных руках, эта штука отменно работала, а мои руки были отлично натренированы. Тяжёлый конец попал Сокольнику за ухо, и удар мигом отправил его наземь, словно все жилы в его ногах разом перерезали. От его падения Потс озадаченно заворчал, повернулся и уставился на меня. Благодаря спиртному в жилах его глаза не расширились, но это случилось, когда Эрчел вонзил маленький кинжал в основание его черепа.
– Какого хуя, блядь?! – яростно прошипел я, надвигаясь, чтобы схватить Эрчела за груботканую рубаху. Когда тащил его к себе, на его лице застыла привычная смиренно-насмешливая маска, искушавшая меня врезать дубинкой ему промеж глаз.
– Они видели наши лица, – сказал он, пожав плечами. – Мертвецы языками не мелют.
– Мы должны были уже давно съебаться, чокнутый ублюдок! – В его глазах мелькнуло самодовольство, как у мальчишки, пойманного с пальцем в свежеприготовленном пироге, и мне захотелось сменить дубинку на нож. Я мог бы пырнуть его свалить отсюда, и вряд ли Декин был бы против. Я понимал, что это частично моя вина. Несколько ночей назад я хитростью не дал Эрчелу совершить убийство, и теперь он до сих пор лелеял свою потребность. Пускай он и не таил обид, но, похоже, всё-таки был подвержен мстительности. Это ведь мне придётся объяснять всё Декину. Я знал Эрчела с детства. Несмотря на всю его мерзость, он всё ещё оставался членом банды. И к тому же у него тоже был нож.
– Вся их ёбаная рота к утру будет охотиться за нами, – проскрежетал я, отталкивая его прочь.
– Их подстерегли разбойники. – Эрчел стряхнул кровь с кинжала и пожал плечами. – В лесах полно злодеев.
– Нас видели, как мы выходили из таверны вместе с ними, говно ты тупое! Одно дело, когда солдат подстерегли и ограбили те, кого они пытались продать за соверен – такое постоянно случается. И совсем другое – убийство. Сам будешь рассказывать Декину, блядь, и не жди, что я стану врать ради тебя.
Его полуухмылка превратилась в жалкую дрожащую улыбочку, и он таращился на меня всё суровее. Только теперь, когда начало стихать возбуждение от убийства, он начал понимать последствия. Момент затянулся, а потом Сокольник слабо застонал, напомнив нам обоим, что времени мало.
– Я с ним разберусь, – сказал Эрчел.
– Нет. – Подбрасывать жару в его безумие новым убийством так скоро было бы неразумно. – Я сам. Обыщи того и оттащи в реку. Если повезёт, течение его унесёт.
Я прикончил Сокольника одним из его кинжалов, быстрым, глубоким ударом в шею. Держал и поворачивал клинок, пока он не вздрогнул и не затих. У него в сапоге был спрятан другой кинжал, который я сунул себе в сапог. Потом обыскал его труп и нашёл лёгкий кошелёк и медальон Ковенанта. Это было грубо отчеканенное бронзовое солнце, символ мученицы Херсифоны, первой Возрождённой мученицы, чьи благословения по слухам приносили добрую удачу. Глядя на безделушку, я тихо и горько усмехнулся. Эта плохо сделанная штука ничего не стоила. Всё равно оставил её себе, повесив на шею, а потом взял Сокольника за ноги и потащил к реке.