Пария
Шрифт:
– Нет? – Рыцарь удивлённо поднял бровь. – Могу поспорить, он не обрадовался, когда ты ему рассказал. Когда его нрав начинал кипеть, от него всегда было лучше держаться подальше. Однажды я видел, как он выбил жизнь из лучника, который слишком громко кукарекал о том, что побил его в карты. Но тогда он был моложе, возможно, годы его размягчили. Или только его любовь к тебе избавила тебя от ножа?
Я постарался не шевелить лицом, опасаясь как очередного приступа боли, так и выдачи опасных секретов этому чересчур проницательному рыцарю. Однако упоминание прежнего знакомства с Декином заставило меня чуть прищуриться от любопытства.
– Да, – сказал он, и дым скрыл его зубы, когда он улыбнулся. – Я знал его, когда его звали Декин Вертел. Так
Сэр Алтус хорошенько затянулся, выпустил бледно-серое облако дыма, а потом печально и горько усмехнулся. Когда он снова заговорил, я отметил, что его голос изменился – тихие модуляции и идеальное произношение аристократа сменились грубыми тонами и рубленными гласными простолюдина.
– Казалось бы, они могли и не бросать нас в самое пекло, по крайней мере некоторое время. Подождали бы, пока мы чуток вырастем, а уж потом ставили бы в шеренгу с алебардами в руках, которые весили больше нас. Но так уж было заведено под знамёнами в конце Герцогских войн. Сколько бы тебе ни было лет, пускай доспехи тебе не подходят, или ты не умеешь обращаться с оружием – всё равно, сражаешься со всеми остальными, и, если мученики пошлют тебе удачу, останешься жив. А ещё хорошо, когда крепкий друг прикрывает тебе жопу, если всё идёт слишком оживлённо. Смотри.
Сэр Алтус задрал рукав на правой руке и продемонстрировал голый участок бледной кожи посреди волос и мышц.
– Арбалетный болт, прямо насквозь, во время второй осады Илвертрена, или то была третья? – Он пожал плечами. – Неважно. Смысл в том, что в тот день я был ближе к смерти, чем когда-либо с тех пор, и это Декин утащил меня от стен, пока ещё какой-нибудь остроглазый гад не закончил дело.
Я застонал от очередного приступа боли, а он замолчал, сунул трубку мне в рот и дал на этот раз затягиваться немного дольше. Дым значительно приглушил мои мучения, но при этом затуманил зрение. Когда сэр Алтус сел назад, его лицо показалось мне смутным и искажённым, хотя его слова я по-прежнему отчётливо различал.
– Время и перипетии войны в итоге разделили нас с Декином, – сказал он с ноткой ностальгического сожаления. – Мне выпал шанс попасть в роту Короны, и я им воспользовался, а он остался у герцога. Подозреваю, тогда он и решил встать на путь разбойника, когда отец, которого он ненавидел, вернул его в Шейвинскую Марку. Все годы, что я его знал, он был одержим этим – грандиозным планом окончательного возмездия. Как же, наверное, его взбесило, что герцог Руфон умудрился сложить свою голову на плахе.
Рыцарь покачал головой и тихо усмехнулся. Он уже смотрел расфокусированным взглядом не на меня, а куда-то вдаль, и я заключил, что эта история на самом деле не для меня. Я был всего лишь парой удобных ушей для истории, которую он не мог рассказать своим знатным друзьям.
– Итак, – продолжил он после недолгих мрачных размышлений, – Декин стал разбойником, а я, после многих бед, стал рыцарем. Не буду нагружать тебя подробностями своего возвышения, Элвин, поскольку, наверное, тебе на это глубоко насрать. Достаточно сказать, что если раньше я кланялся и лоб расшибал перед теми, кто родился в привилегиях, то теперь мне кланяются и расшибают лоб другие. Несколько лет назад отец короля Томаса положил меч мне на плечо и нарёк меня сэром Алтусом Леваллем, рыцарем-командующим роты Короны. У меня знатная жена, пусть и не самых примечательных кровей, свой замок, земли и керлы. Можно сказать, что такова награда за войны, если проживёшь достаточно долго, чтобы претендовать на неё. И у Декина всё это тоже могло бы быть, если бы не его одержимость, ведь как солдат он всегда был лучше. Он и сам так сказал, когда
В тот миг меня окутала внезапная, глубокая усталость, от которой я клюнул носом, отчего с губ снова сорвался стон. То ли из-за трубки, то ли из-за сгущающихся сумерек, всё вокруг темнело. И сэр Алтус, когда снова заговорил, казался далёким эхом:
– Всего лишь две услуги, вот что он у меня попросил. Первое: чтобы я держал тот меч, которым приведут в исполнение королевский приговор. «Я бы предпочёл смерть от руки друга, если ты не против».
Я никогда не уклонялся от работы, Элвин. Долг есть долг, так я присягал. Тебе тоже неплохо бы это помнить: давай клятву только если собираешься её исполнить, даже до самой смерти. Ложная клятва не имеет никакой ценности, и единственная награда, которую она приносит – это недоверие и враждебность других, обычно тех, у кого больше богатства и власти, чем у тебя когда-либо будет. Поэтому, если даёшь слово, то будь уверен, что сдержишь его. Как я сдержал, когда отрубил голову человеку, которого когда-то любил как брата. И как держу его сейчас. Понимаешь, вторая просьба Декина заключалась в том, чтобы я присмотрел за его знакомым юнцом, который достаточно умён, чтобы сбежать от резни в Моховой Мельнице, но не настолько умён, чтобы держаться подальше отсюда.
Крепкие руки взяли меня за подбородок, приподняли голову, и я увидел его живое лицо, размытое по краям. Моё сознание затуманивалось всё сильнее, но всё же я различил мрачное сожаление в его глазах и голосе.
– Декин попросил, чтобы я вытащил тебя отсюда и подыскал место в моём доме, но благодаря твоим вчерашним приключениям, теперь это вряд ли возможно. Боюсь, на мою совесть ляжет слишком большой груз, если я предоставлю убежище тому, кто убивает солдата.
Эти слова вызвали глубоко во мне шквал ужаса, пускай и ограниченный, поскольку трубка и болезненное, истощённое состояние не давали ему разрастись.
– Но не волнуйся, – продолжал сэр Алтус. Теперь его голос звучал ещё более отдалённо, так что, казалось, он говорил с дальнего конца очень длинного туннеля. В то время его слова лишь едва цеплялись за мой разум, так что для сочинения этого отчёта мне пришлось угадывать большую их часть. Однако я мог бы многое поставить на их точность, если бы сэр Алтус мог её подтвердить – чего, как знают изучающие историю, он сделать определённо не может.
– Не потащу я тебя и на суд к новому герцогу, – думаю, именно это он говорил, пока я быстро соскальзывал в беспамятство. – Та сука, которая ему так нравится, наверняка подтвердит твоё участие в банде Декина, и тогда я уже ничего не смогу для тебя сделать. Нет, парень, тебя ждут Рудники. К счастью, как раз приехал цепарь, забрать отбросы из темниц лорда Дабоса. Он берёт двадцать шеков за каждую заблудшую душу, которую доставит на Рудники, так что нетрудно было уговорить его взять ещё одного. Тот парень, который так хотел вспороть тебе живот, наверняка будет беситься от ярости, но серебряный соверен его успокоит, особенно когда я скажу, куда тебя отправили. А спустя некоторое время на Рудниках, ты, возможно, подумаешь, что верёвка и вспоротый живот были бы предпочтительнее…
Я знаю, он говорил что-то ещё, но для меня те слова навеки утрачены. Помню, как смотрел на сапоги, которые быстро скрывало чёрное облако, а его голос становился скорбной бессловесной погребальной речью. С тех пор я несколько лет не видел сэра Алтуса Левалля, а когда увидел, во мне закипел сильный гнев – несмотря на всё, чем я был ему обязан, и в отличие от сожаления, которое будят во мне мысли о Декине. Да, сэр Алтус меня спас, так что я не должен испытывать к нему ненависти, но ещё он меня обрёк, и потому я его ненавижу.