Пария
Шрифт:
Я подумал, не соврать ли снова, но нечестность сейчас казалась бессмысленным излишеством. Декин и все остальные уже мертвы, а мы с Райтом, единственные выжившие из той легендарной стаи злодеев, на пути к краткой жизни на Рудниках.
– Ходил под ним, – сказал я. – Воровал с ним. А иногда и убивал с ним. – Я попытался пожать плечами, но этот жест лишь сильнее натянул мою цепь. Она крепилась к полу телеги большой железной скобой, которая, как и прутья, была почти не ржавой. Я внезапно рассердился, пнул ногой по скобе и сильно потянул за цепь в тщетной надежде, что дерево телеги расколется.
– Нет! – резко прошипела
– Когда песня стихает, – посоветовала девчонка, – вот тогда начинай волноваться.
«Подо всей этой грязью она определённо симпатичная», – решил я, когда гнев стих, и я попристальнее вгляделся в её лицо. «Да ещё и умная», – размышлял я дальше, видя проницательность в её глазах. Умным людям всегда труднее изображать глупых, а эта, похоже, никогда и не пыталась.
– Я представился, – напомнил я ей. – А ты нет. Как грубо.
Сразу она не ответила, а только молча созерцала меня немигающими, умными глазами, которые, как я заметил, были бледно-голубого оттенка.
– Тория, – сказала она, наконец. – И не спрашивай, откуда я, и почему в этой клетке. – Очередная вежливая желтозубая улыбка. – Тебя это ебать не должно. Достаточно сказать, Элвин не-Простак, что я не шлюха, а потому не жди ничего, кроме разговоров.
– Даже и не думал, – честно ответил я. Потом склонил колени ещё на дюйм ближе к ней, морщась от напряжения и стараясь вернуть жизнь в затёкшие мышцы. Опустив голову, я заговорил шёпотом, чтобы наш поющий пленитель не смог расслышать: – Предполагаю, дорогая леди, что вам не очень-то по душе находиться здесь в цепях. И, по моим представлениям, Рудники не назовёшь замечательной перспективой, особенно по части долголетия.
– Слова ты складываешь неплохо, – сказал Тория, ухмыльнувшись. – Но, может, просто выложишь, хули там у тебя на уме?
– Я говорю, что не хочу закончить жизнь на Рудниках, работая до смерти следующие несколько лет. Между здесь и там обязательно выпадет по меньшей мере один шанс ослабить эти цепи. По всему будет легче, если возьмёмся за это вместе. – Я глянул на Райта и с сомнением пробормотал: – Все втроём.
– Для человека, который очнулся несколько минут назад, очень уж ты уверен насчёт наших перспектив.
– Время наш друг. – Я тоже попытался улыбнуться, но остановился, потому что с разбитых губ покатилась капля крови. Сплюнув, я добавил: – Ведь время приносит возможность. Надо только быть к ней готовым.
– То есть плана у тебя нет, одно намерение. – Она весело и чуть презрительно покачала головой. – Упасите меня мученики от амбиций мужиков, которые воображают, будто мир всегда вращается согласно их планам.
– А ты слова тоже неплохо складываешь. И что плохого в амбициях?
– Ну, начнём с того, что они завели тебя сюда, не так ли?
Я опустил глаза, и от внезапной усталости с губ слетел вздох.
– Нет, – пробормотал я, уступая, и отодвинулся от неё. – То были чувства и глупость.
Она
– Эй! – нога Тории – маленькая, в туфле из тонкой кожи, но всё равно раздражающе твёрдая – пнула меня по ягодице. – Спи только когда телега остановится. Цепарь с наступлением ночи разводит костёр. А если не будешь клянчить, то может, даже, бросит немного еды.
Я хотел было недовольно заворчать, но затих, потому что упоминание еды порождает надежду в любой оголодавшей душе. Но всё же усталость сильно на меня навалилась, затягивая назад в чёрные объятия забвения.
– Охранники, – шёпотом добавила Тория. В её тоне прозвучала настойчивость, от которой я приподнял голову.
– А что с ними?
– Они ленивые. Он – нет. – Она дёрнула головой в сторону цепаря и снова обратила на меня свой проницательный взгляд. – Кажется, почти не спит. Но этим охранникам, которые за нами едут, думаю, будет плевать, доедет эта телега до Рудников полной или пустой.
Ворчание всё-таки слетело с моих губ, но это было скорее раздумье, чем недовольство.
– Похоже, у тебя тоже есть амбиции.
Она фыркнула и бросила тревожный взгляд на цепаря. Перед тем, как усесться на место, еле слышно прошептала:
– Ты прав. Рудники не манят. Совсем. – Увидев, что я снова клюю носом, поскольку снова навалилась усталость, она ещё раз ткнула носком туфли меня в зад. – Не спать! Дождись ночи. И не сомневайся, до тех пор я буду пинать тебя по жопе каждую минуту. Можешь не благодарить.
Следующие несколько дней принесли множество свидетельств наблюдениям Тории. Охранники выполняли свои обязанности спустя рукава, отъезжали слишком далеко от телеги – как я понял, в основном из-за вони, разносившейся от нашего тучного сонного спутника. Окружающие леса они осматривали бессистемно, и большую часть дня вели лошадей на поводу или вели унылые беседы. Я заметил, что все они старше большинства солдат, которых я встречал – по моим оценкам, среди них никому не было меньше тридцати лет. У всех имелись шрамы, и судя по суровому виду, немало войн за плечами, но по неопрятному оружию и доспехам я решил, что прошло уже довольно много времени с тех пор, как им приходилось по-настоящему сражаться.
– Старые, усталые солдаты мне нравятся больше всего, – пробормотал я Тории как-то утром. – Люди вроде этих придают огромное значение своему выживанию. В юности они много рисковали, и теперь их отвага развеялась вместе с иллюзиями славы.
– И что? – спросила Тория с набитыми щеками, поскольку жевала морковку, которую бросил нам цепарь. Он сидел на корточках возле большого костра, разведённого довольно близко к телеге, который давал немного тепла её пассажирам. Однако, чтобы насладиться сиянием, нам приходилось натягивать цепи, прижимаясь к туше Спящего Борова, и страдать от его ароматов. Райт в этом мероприятии к нам не присоединился, и не согласился ничего есть, несмотря на мою настойчивость. Вместо этого он продолжал таращиться на цепаря, который со своей стороны отвечал полнейшим равнодушием.