Пассат
Шрифт:
Бэтти отыскал лом, и они понесли первую партию слитков по извивающимся садовым дорожкам, осторожно подняли спутанные побеги бугенвилии, закрывающие вход в старую каменную пристройку. Камень лежал на месте; в щель, сквозь которую провалилась монета, набилась пыль, и там выросли поганки. Поднять его оказалось не так легко, как помнилось Рори, но в конце концов он подался, под ним оказалась черная яма, уходящая под стену, частично прорубленная в скале, на которой стояла крепость.
Им пришлось много раз ходить туда-сюда, слитки весили немало. Когда последний был брошен в темноту, они
— Знаешь, лучше бы засыпать и ее. Так было б надежнее. А еще лучше положить туда на раствор тесаный камень, будто здесь всегда был выступ. Тут когда-то что-то было пристроено, и камней до сих пор валяется много. Но пока сойдет и так.
Они вновь закрыли дверной проем, опустив побеги бугенвилии, и Бэтти сказал:
— Не беспокойся. Как только пойдет дождь, здесь снова все покроется зеленью, она растет в этой жаре так быстро, что через полчаса тут нашего следа не останется.
Он пошел по дорожке, посыпанной толчеными раковинами, и, войдя в дом, так старательно вымыл руки, словно боялся, что к ним пристала какая-то частичка золота и принесет ему несчастье.
— Послушай мой совет, брось его там и забудь, — проворчал он без особой надежды.
— Ты же знаешь, советов я не принимаю, — ответил с усмешкой Рори. — Хватит ныть, Бэтти. Тебе нечего беспокоиться. Раз не берешь золота, ты в полной безопасности от призраков и проклятий, а поскольку я в них не верю, мне они вряд ли причинят зло. Приободрись и пойми, что у меня появилось состояние.
— Хммм. Если он выпустит тебя с ним отсюда. Я не про колдуна. Кто сказал, что султан не передумает и не потребует все обратно? Что-то он слишком легко отдал тебе золото.
— Ничего удивительного, Видел бы ты, что он взял себе! А это для него мелочь.
— Может быть. А когда он истратит свою долю или лишится ее? Я не стал бы ему доверять, когда он пустит ее на ветер.
Рори засмеялся, лотом нахмурился.
— Это мысль, Бэтти. Здравого смысла у тебя больше, чем можно предположить. Надо наведаться к султану, пока он толком не опомнился, и потребовать у него бумагу — на всякий случай. Как только Дауд вернется, поедем.
Сторож вернулся перед закатом, помог им оседлать лошадей. Когда они ехали в Бейт-эль-Рас, Рори достал из кармана платок. Что-то завернутое в него сверкнуло в последних лучах заходящего солнца и упало в подсыхающую грязь дороги.
Он остановил лошадь, ехавший сзади Бэтти спешился и поднял упавшую вещь.
— Откуда это у тебя? — спросил он, раскачивая изящную безделушку.
Рори наклонился и, не отвечая, взял ее. Он совсем забыл об ожерелье и теперь молча сидел, вертя его на пальце, любуясь изяществом работы златокузнеца, искусством, с которым оно было усеяно жемчужинами, окаймлено листьями и цветами из топаза и турмалина. Вещица замечательная, к хрупкой красоте Зоры она пойдет больше, чем великолепные и гораздо более дорогие бриллианты, рубины, изумруды.
Бэтти настойчиво повторил вопрос:
— Я спросил, откуда она у тебя?
— Эта штучка? А… оттуда же.
— Ого! Спер, когда он отвернулся?
—
— Это не первая твоя кража, — спокойно ответил Бэтти. — И, насколько я тебя знаю, не последняя.
Он снова вскарабкался в седло и пустил лошадь легкой рысью.
— Ты вроде говорил, что Его Величество взял себе все драгоценные камни и прочее.
— Да, взял. Но мне эта штучка понравилась, она не особенно дорогая, и он ее отдал.
— Зачем она тебе?
— Подарю Зоре.
— Ни за что!
Загорелое лицо Бэтти побледнело, он подался в сторону и попытался выхватить ожерелье.
Рори отдернул его, спрятал в карман и раздраженно сказал:
— Не дури, Бэтти, оно непрочное.
— Капитан, отдай его мне, — попросил Бэтти, в глазах его поблескивал страх, голос охрип от волнения. — Уступи! Я… я куплю его у тебя, честное слово!
— О Господи, дядюшка, что с тобой? Это ж не из того золота, — неожиданно возмутился Рори. — Да и все равно, взяла его оттуда не она; это будет ей подарок.
— Это несчастье, — упрямо настаивал Бэтти. — Как ты можешь дарить его, зная, что оно сулит? Отдай era мне, я куплю тебе другое, не хуже. Честное слово!
Рори глянул на него, но, оставив намерение обложить старика так, что покойный колдун мог бы позавидовать, засмеялся и пустил лошадь в галоп. Больше к этому разговору они не возвращались, но лицо Бэтти оставалось недовольным, встревоженным, и молчал он отнюдь не дружелюбно. А когда зарево заката угасло, и зеленые сумерки быстро окутали остров, несколько раз оглянулся через плечо, словно боясь, что за ним гонятся демоны колдуна.
Бейт-эль-Рас уже превращался в развалины, потому что, как и многие арабские постройки, остался незавершенным. Маджид редко приезжал туда, предпочитая ему свой городской дворец или дом своего детства, Бейт-эль-Мотони. Ветер, дождь, жара, сырость и заброшенность оставляли следы на стенах, окнах и в многочисленных комнатах. Теперь даже неяркий свет свечей и ламп не мог скрыть того, что дни дворца уже сочтены. Однако во флигеле, который теперь занимал султан, еще оставались следы былого великолепия, шелковые драпировки скрывали пятна сырости и трещины на штукатурке, полы были застланы самаркандскими и тебризскими коврами, а лампы, заправленные благовонным маслом, стояли на инкрустированных слоновой костью, серебром и перламутром столах из черного и сандалового дерева.
Вдоль одной из стен стояло около полудюжины больших сундуков, резных, полированных, обитых медными украшениями, с большими бронзовыми замками. Маджид сидел по-турецки на стопе персидских ковров, опираясь на подушки и расшитый золотом валик, любуясь набором богато украшенных драгоценными камнями кинжалов. Он приветливо кивнул Рори, жестом предложил сесть на такую же стопу ковров с подушками в нескольких футах и сказал:
— Поужинай со мной, разговаривать будем потом.
Ужин был долгим, состоящим из многих блюд. Когда посуду унесли, Маджид с облегчением рыгнул и, развалясь на подушках, снова принялся вертеть кинжалы и так, и этак, чтобы свет играл красными, зелеными, фиолетовыми искрами в бриллиантах и переливался в рубинах живой кровью.