Пассат
Шрифт:
Сводчатое каменное помещение с трещинами и сырыми пятнами на стенах было выстроено под землей ради прохлады и некогда служило для хранения фруктов, масла и других продуктов. В нем пахло плесенью, гнилыми овощами, сырым камнем, жженым древесным углем и раскаленным металлом. Вскоре прибавились другие, более неприятные запахи: горелого мяса, крови, пота и человеческих экскрементов. Дело в том, что колдун оказался упрямым.
Маджид, надо отдать ему справедливость, никак не думал, что дойдет до пыток. В конце концов он, наследник Саида, султан Занзибара имел право на сокровища своего отца, и у мчави не было оснований скрывать,
Просьба его была отвергнута. Колдун был не только обозлен похищением, но и дерзок, не желал идти навстречу и не внимал никаким доводам. Покойный султан, заявил он, приберегал сокровища для себя и попросил наложить на тайник чары, чтобы его не мог обнаружить никто другой. Указаний относительно наследников он не оставил, и все тут. Маджид попытался спорить с ним, потом прибег к посулам, угрозам, лести. Но все впустую. Мчави оставался непреклонным. Если б он с самого начала сказал, что ничего не знает о сокровищах, Маджид почти наверняка решил бы, что идет по ложному следу, и отпустил его. Но перед колдуном люди с давних пор дрожали и заискивали, многие умерли от его рук или по его приказу ужасной смертью, и он не допускал мысли, что кто-то, даже султан, осмелится пойти дальше угроз. Он высокомерно, хвастливо признался, что знает, и тем определил свою участь. Одолеваемый страхом и алчностью Маджид решил не останавливаться на полпути и перешел от угроз к действиям.
Старый, совершенно седой колдун оказался невероятно упорным. Он вопил, корчился, заклинал духов помочь ему, в промежутках между приступами боли призывал ужасающие проклятья на головы своих мучителей и затягивал песню, начинающую словами: «Ходи Муа-ма. Накуджа Куамша на ни уджима», которой вызывают дьяволов. Но дьяволы не помогали ему. Дрожащий Маджид отпугивал их заклинанием «Ватенда дже хапа». Однако помня жестокости колдунов Пембы и многочисленные жертвы, терпевшие ужасные мучения от рук этого вопящего, корчащегося в красном отсвете жаровни существа, жалости к нему не испытывал никакой.
Колдун, несмотря на возраст, очень долго не сдавался. Но карлик-полукровка и громадный негр, у которых талант палачей сочетался с очень ценным при их профессии физическим недостатком — оба были совершенно глухими — в конце концов образумили его, и он заговорил…
— Значит, это правда! — пробормотал Маджид и дрожащей рукой утер пот со лба. Влажное лицо его заливала бледность, он весь трясся, как в лихорадке. Единственная лампа, свисающая с крюка на сырой стене, давала меньше света, чем жаровня на каменном окровавленном полу, но хотя кладовая находилась под землей, а толстая дверь на верху лестницы была заперта, легкий ветерок прорвался в помещение, пламя лампы затрепетало, приведя в движение тени трех людей на стенах. Четвертый, скорчившийся на полу человек тоже будто бы шевельнулся. Маджид не мог понять, жив ли он, и решил, что если мертв, то тем лучше. И что Рори это не понравится! Пламя успокоилось, султан повернулся, поднялся по лестнице, отодвинул толстый засов и распахнул дверь; прохладный, пахнущий дождем воздух устремился в спертую атмосферу погреба.
Когда он запирал дверь, стояла
Отсвет жаровни блестел на закатившихся глазах колдуна, и казалось, что они горят угольками на сером лице. Он заговорил хриплым шепотом, который в другом месте был бы еле слышен, но в тишине погреба казался очень громким:
— Слушайте меня, духи и дьяволы! Слушайте мое проклятие этому золоту! Раз оно принесло мне смерть, то пусть принесет зло и горе всем, кто вздумает его использовать для своих целей. Если оно не останется лежать во мраке, то не принесет добра, и тот, кто воспользуется им, истратит его на злые дела и увеличит зло…
Слушайте меня, демоны деревьев, слушайте, все духи и призраки! Вензи вегу, ватунгоджа наве тока хима… хима!
Надтреснутый голос постепенно, жутко поднимался, потом замер на высокой ноте, звонко отозвавшейся под сводчатым потолком. Человек откинулся назад и умер.
Маджид бросился вверх по лестнице, вытолкал палачей в серый рассвет и запер за собой дверь. Ее ржавые петли издали ужасный скрип, показавшийся эхом другого, более страшного звука. Султан негромко ругнулся, закрыл засов неудержимо дрожащими руками, повернулся и быстро пошел прочь, карлик и негр трусили за ним по пятам…
Он оказался прав, предположив, что Фрост не одобрит средств, примененных для получения сведений от мчави. Рори, вызванный в Бейт-эль-Рас, обрадовался… что его догадка оказалась правильной, но возмутился тем, как заставили говорить колдуна.
— А что мне оставалось делать? Отпустить его? — спросил обиженный Маджид. — Он упорно не хотел ничего сообщать, держался нагло. И обошелся я с ним не хуже, чем он в свое время обходился с другими. Со многими!
— Может быть. Но разве надо было его убивать?
— Поверь, то что он умер, к лучшему! Останься он жив, как было отпустить его? Вернулся б к своим друзьям-волшебникам на Пембу и… Нет-нет! Это было слишком опасно. Так лучше.
— Что ж, — сказал Рори, — дело сделано, и спорить о нем нет смысла. Где сокровища?
Чтобы их не могли подслушать, они встретились в саду, в маленькой открытой беседке. Спрятаться поблизости было негде, слуг своих Маджид отпустил. Но тем не менее он осторожно огляделся и понизил голос до шепота, еле слышного за рокотом прибоя.
— Оно в пещере. — Султан нагнулся и стал чертить пальцем по пыли на полу. — Здесь колодец, здесь манговая роща, а слева высится скала, из нее растет дерево. Он сказал, мы ее сразу узнаем.
— Будем надеяться, — произнес Рори, стирая карту ногой. — Поедем сейчас или ночью?
— Ночью, — пробормотал Маджид. — Нужно, чтобы никто не знал. Если станет известно, что я нашел отцовские сокровища, может невесть что случиться. Тувани увеличит свои требования, и… нет-нет! Такое дело надо хранить в тайне. Мы сможем перевезти сокровища сами — если колдун не похитил их…