Пассат
Шрифт:
Через два дня приехал кувейтский друг Иссы ибн Юсуфа. Тощий в противоположность хаджи; поджарый, седой, как старый волк, с волчьей жестокостью и хитростью в холодных глазах. Представился он как шейх Омар ибн Омар. При виде его Рори ощутил легкое беспокойство и тут же пожалел об опрометчивой реплике насчет курицы и золотых яиц. Этот человек показался ему гораздо более проницательным, чем Исса ибн Юсуф, способным понять до конца, что за ней кроется. Но то ли хозяин не счел нужным повторить ее, то ли она снова была принята за чистую монету, и от жадности шейх не стал в нее вдумываться. Он выразил глубокую озабоченность истощением
— Торговцами, — пробормотал по привычке Исса ибн Юсуф, но шейх не обратил на это внимания.
— Есть еще одно условие, — задумчиво произнес Рори, покачивая на ладони сложенные листы бумаги.
— Ваша доля?
Рори покачал головой и рассмеялся.
— На сей раз я делаю одолжение другу. Но поскольку для вас оно окажется выгодно, хочу получить кое-что за сведения, содержащиеся в этих бумагах, и за любое содействие, какое я или моя команда окажем вам впоследствии.
— Вам нужно только попросить, — сказал шейх, сделав рукой широкий жест. Пальцы его были тонкими, изогнутыми, хищными, как когти ястреба.
Рори признательно поклонился.
— Мне нужны безопасность моего дома, сохранность 7 имущества членов моей команды и заверение, что никому из белых чужеземцев никоим образом не будут досаждать.
— Согласен, — величественно изрек Омар ибн Омар и потянулся за бумагами.
Сделку скрепили чашечками турецкого кофе, стаканами щербета и богатым набором сильно приправленных специями блюд. Рори поинтересовался, когда можно ждать дау.
— Дня через два, — ответил Омар ибн Омар, потягивая кофе. — Может, и раньше. А когда вы вернетесь на Занзибар?
— Когда захочу, — сухо произнес Рори.
Шейх нахмурился, потом рассмеялся.
— А как же обещанная помощь?
— Она у вас в руках. Кроме того, я отправлю двух самых доверенных людей сделать необходимые приготовления.
— А сами не возвращаетесь?
— Не вижу необходимости. Моего внимания требу-О ют другие дела.
Разговор на эту тему прекратился. На другое утро Рори должным образом поблагодарил хаджи Иссу ибн Юсуфа за гостеприимство и вернулся на «Фурию». Он счел, что в данных обстоятельствах гораздо безопаснее и разумнее не возвращаться на Занзибар, пока в гавани будут стоять пиратские дау. Можно было не сомневаться, что Маджид, предупрежденный об их появлении, примется действовать сам, без подталкиваний. Что Омар ибн Омар нарушит данное слово, Фрост не боялся. Честности в подобных делах между ворами больше, чем в обычных обстоятельствах между порядочными людьми. Он дождется вести о появлении пиратского флота, а потом отправится на юг, в Дурбан, узнает о стоимости золота на европейском рынке и о лучшем способе превратить слитки в иностранную валюту.
Но вышло так, что в Дурбан он не отправился. В тот же час, когда, словно ведьмы, летящие по ветру, показались дау, абиссинец, отправленный предупредить Маджида, вернулся с дурной вестью.
Сказать сам о ней капитану он не посмел, и Рори услышал ее от Бэтти. Смуглое, морщинистое лицо старика исказилось, тощее тело тряслось от ярости.
—
Рори уставился на своего спятившего приспешника с легким удивлением и лаконично сказал:
— Ложись спать, дядюшка. Ты пьян.
— Пьян? И ты потеряешь рассудок, когда услышишь, что я скажу! Она мертва, слышишь… мертва!
Рори подскочил и недвижно стоял целую минуту. Потом резко шагнул вперед, схватил Бэтти за костлявые плечи и затряс так, что у того застучали зубы.
— Кто мертва? О ком ты говоришь?
— Зора. Вот кто!
В глазах Бэтти стояли слезы.
— Не верю.
— Говорю тебе, это правда! Думаешь, я стану врать в таких делах? Гады… проклятые гады!..
Голос Бэтти прервался.
— Кто тебе сказал? Как это случилось?
— Игзау. Он только что вернулся, и сам побоялся тебе говорить. Мы с Ралубом тоже не сразу поверили, но это правда. И все из-за этого ожерелья. Говорил же тебе — говорил…
Рори снова яростно затряс его.
— Что случилось?
— Все, как я сказал. Ты, кажется, перед уходом сломал ожерелье, так?
— При чем здесь… может быть. Дальше!
— Зора понесла его в починку к Гаур Чанду, а когда вышла оттуда, ее похитили.
Лицо Рори внезапно стало таким же серым, бескровным, как у Бэтти; таким же старческим. Но он снова жестко повторил:
— Дальше!
— Ее не было два дня, а потом она вернулась, и вела себя, как безумная, ни пила, ни ела, только плакала и бесновалась. Дахили, служанка, говорит, что ее взял какой-то мужчина. Продержал два дня в каком-то городском доме, а потом дал горсть монет и отпустил.
— Дальше же, Господи! — хрипло произнес Рори.
— Дахили говорит, она решила, что забеременела и как-то попыталась избавиться от ребенка. Это ее и убило. Она умерла в ночь перед появлением Игзау. Кто теперь будет смотреть за ребенком? Кто будет заботиться об Амре? Не ты! Тебе всегда было не до нее! У девочки была только мать… и я.
— Кто это сделал? — шепотом спросил Рори. — Она знает, кто?
— Дахили сказала только, что чужеземец. Белый человек.
— Что?!
Пальцы Рори впились в плоть Бэтти, тот скривился от боли, но не сделал попытки высвободиться.
— Так Дахили сказала Игзау. Она была с Зорой, когда ее схватили. Они вышли из лавки, тут на них набросились трое парней. Один ударил ее под дых, у нее перехватило дыхание, и она ничего не могла поделать, а другие натянули Зоре мешок на голову, подхватили ее и убежали. Дахили клянется, что то были белые, правда, одетые по-арабски. Она выронила фонарь и в темноте не разглядела лиц, поэтому не может назвать их имен, только в гавани ни одного иностранного судна не было…
— Выясним, — негромко произнес Рори.
Он долго стоял, держа Бэтти за плечи и глядя поверх его головы на трап в открытую дверь; ему виделось маленькое лицо Зоры, ее темные, обожающие глаза, стройное тело, которые так мало для него значили. Белый мужчина… двое белых… может быть, трое. Люди, для которых все цветные женщины — «черномазые». А раз в гавани не было иностранных судов, значит, то не случайные моряки, а служащие торговых фирм или консульств. Белые мужчины, живущие на Занзибаре, которым Зора казалась законной добычей, шлюхой. Цветной шлюхой. Белые мужчины…