Пассат
Шрифт:
Улицы были чище, чем обычно, сильный ночной дождь унес накопившуюся грязь в море. Однако город пах смертью, и спасения от этого запаха не было.
Геро привыкла к нему, он проникал сквозь окна и стены, хотя в Доме с дельфинами, как и в американском консульстве, жгли свечи, благовония и пахучие палочки, чтобы заглушить его. Но на улицах он был силен до тошноты, даже прикрывая рот и нос смоченным в одеколоне платком, Геро не могла его ослабить. И, подавляя тошноту, решительно шла в африканский город, на другой берег ручья, отделяющего каменные здания от лачуг, где ютились негры и освобожденные рабы. Там холера взимала наибольшую дань
Участок, отведенный под кладбище, быстро заполнялся. На окраинах появились новые. Но и они были уже целиком заняты наскоро зарытыми трупами, которые обнажили дожди и бродячие собаки, поэтому негры из африканского города носили по ночам своих мертвецов к перекинутому через ручей мосту Дараджани и бросали их в воду. Одних прилив уносил в море, но других — в неимоверном количестве — отлив оставлял, и дюжины ужасных гниющих трупов лежали на грязевых отмелях под мостом. Однако кошмарный ручей был ничто в сравнении с пустырем по другую его сторону, земля уже не покрывала всех, кого жители африканского города пытались хоронить там, и красная, смердящая почва, казалось, колеблется жуткой толпой, пытающейся встать из неглубоких могил, вздымая из грязи костлявые руки и черепа.
Зрелище это могло бы дать Данте материал еще для одной песни об Аде. Геро зажмурилась, ухватилась за руку Ифаби и торопливо пошла вслепую по грязной дороге через пустырь, от ужаса судорожно ловя ртом воздух. Она часто огибала африканский город на утренних верховых прогулках, но никогда не приближалась к нему. Видя его теперь, она поняла, что некогда ужаснувшая ее грязь каменного города — образец чистоты и порядка в сравнении со здешней. Ей казалось невероятным, что люди способны жить, работать и рожать детей в лачугах, которые самый бедный иммигрант из Европы счел бы непригодным для свиньи. И-тем не менее в каждом таком вонючем хлеву без окон ютилосьог четырех до дюжины жильцов: старики, взрослые и дети грудились в крошащихся земляных стенах, по которым ползали вши, под дырявыми крышами из гнилых пальмовых листьев и ржавой жести.
Полы были густо покрыты грязью и отбросами, узкие переулки походили на мусорные кучи, и в них, и в жилищах кишели крысы, они безбоязно шныряли под ногами прохожих и отскакивали, скаля зубы, когда на них замахивались. Были там и тараканы, и тучи мух. И повсюду стоял запах смерти, в каждой второй хижине лежали мертвые или умирающие негры. Геро, всхлипывая от ужаса и отвращения, оперлась о руку Ифаби, и ее вырвало.
Не успели они далеко углубиться в лабиринты африканского города, как Геро увидела младенца, плачущего в грязи у порога хижины, все обитатели которой перемерли. Она остановилась, подняла его. И внезапно оказалась в центре злобной толпы орущих негров, они теснились, с угрозами обвиняя ее в краже ребенка. Черные руки вырвали его и принялись наносить удары, швыряющие ее из стороны в сторону, рвать на ней арабскую одежду, пронзительныеобъяснения Ифаби тонули в безобразном реве голосов.
Геро прикрыла голову руками, сильный удар палкой заставил ее рухнуть на колени. Она скорчилась в грязи среди топчущих, пинающих ног, издавая стоны, слыша пронзительные крики Ифаби сквозь вой толпы и с ужасом думая, что их обеих убьют. Это конец всего, скоро они
Она не слышала выстрелов поверх голов толпы, мгновенно оборвавших вопли. Не сознавала, что толпа разбежалась, бросив ее в зловонном переулке, и едва ощутила, что ее поднимают. Лишь вновь обретя способность дышать, она почувствовала, что кто-то стирает грязь с ее лица, и что злой голос, пришедший на смену пронзительным воплям, принадлежит Рори.
Казалось, он обращается к кому-то, навлекшему его недовольство, большинство слов было незнакомо Геро, хотя, несмотря на мутящееся от боли сознание, она догадывалась об их значении. И вскоре до нее дошло, что обращается он к ней.
Она попыталась поднять голову, но ее тут же снова вырвало, и Рори зло сказал:
— Так тебе и надо! Неуемная, бестолковая, безмозглая бродяжка!
Однако туман боли и страха слегка рассеялся, и ее не обманули ни эти слова, ни тон, каким они были произнесены, потому что Рори обнимал ее, она ощущала всю меру его испуга и понимала, что боится он не за себя, а за нее. Сознание этого принесло ей странное удовлетворение, но она не пыталась в нем разбираться, а устало уронила голову на плечо Фроста и погрузилась в полузабытье, прошедшее только в Доме с дельфинами.
Оливия с Терезой уложили Геро в постель, срочно вызванный доктор Кили перевязал ей рану на плече, смазал бальзамом синяки, сердито браня ее, и наконец заставил выпить противной микстуры. Там, видимо, содержалось сильное снотворное, потому что Геро быстро уснула и проснулась на другой день лишь к вечеру.
— Ой, Геро, дорогая, как ты напугала нас, — дрожащим голосом сказала Оливия, появляясь в дверном проеме с кружкой крепкого чая. — Мы уж думали, что тебя убьют. И убили бы, если б Тереза не спросила одну из этих женщин, где ты. Та ответила, что ушла с Ифаби, одевшись по-арабски. Конечно, она не думала, что ты отправишься в африканский город, но считала, что тебе не следовало уходить с одной лишь спутницей. Ведь на улицах сейчас небезопасно. Появились шайки грабителей. Право же, Геро, так поступать нельзя.
— Знаю, — согласилась Геро извиняющимся тоном. — Я повела себя глупо. Бэтти сказал мне, что негры могут решить, будто мы крадем детей. А когда я спросила Рори, правда ли это, он только засмеялся, и я выбросила эти слова из головы. Как он узнал, куда я пошла?
— Один ребенок услышал твой разговор с Ифаби, это величайшая удача — хотя, конечно, подслушивать нехорошо, и я не думаю… В общем, Тереза срочно послала одного из мужчин в гавань за капитаном Фростом, потом он, мистер Поттер и еще кое-кто отправились за тобой. Слава Богу!
— А как Ифаби — хорошо себя чувствует?
— Да, ее почти не тронули. Но она получила нагоняй от капитана Фроста за то, что позволила тебе отправиться туда, не сказав ему, что у тебя на уме, и с тех пор все еще всхлипывает, бедняжка.
— Она тут не виновата. Ей не хотелось идти, но я ее заставила.
— Боже! В это я охотно верю, — колко заметила Тереза, входя с полотенцами и горячей водой. — Но зачем? Чего ради ты пошла на такую безумную авантюру? И почему не сказала нам, куда идешь?