Пассат
Шрифт:
Хотя только что наступил полдень, внезапно потемнело, по небу вновь поплыли густые дождевые облака, вскоре первые капли дождя разбились об иссохшую землю и часто застучали об оконные стекла, будто мелкие камешки.
— О Господи, — пробормотала Оливия, прислушиваясь к их стуку, — ну, сейчас польет.
И содрогнулась вновь, подумав о неглубоких могилах, наскоро вырытых на всех свободных клочках земли маленьких холмиках, которые смоет за час. Даже палящее солнце лучше, чем дождь.
Она резко поднялась, оправила пышные юбки и сказала:
— Надо идти. До свидания, милочка. Постараюсь приехать завтра, если дороги не превратятся в реки… Геро, в чем дело? Опять заболела голова?
— Нет… да. Ничего, —
— Правда? Выглядишь ты неважно. — Оливия с беспокойством поглядела на осунувшееся лицо Геро и спросила: — Может мне остаться? Позвать Фаттуму? Или Клейтона?..
— Нет-нет, Ливви. Не беспокойся. Наверно… наверно, это просто от жары.
— Пусть доктор Кили даст тебе железистого тоника. Правда, пользы он приносит немного; я принимала его. О Господи, сейчас хлынет как из ведра, а экипаж Джейн жутко протекает. Промокну вся до низки. Ну, до завтра!
Она чмокнула Геро в холодную щеку и ушла. Шум отъезжающего экипажа заглушил внезапный i рохот ливня, затянувшего все серой пеленой.
Геро не стала провожать гостью к двери и даже не поднялась со стула. Она смотрела на окна, по которым струились вода, и вскоре произнесла, будто в комнате с ней находился еще кто-то:
— Нет! Они не могут так поступить!
Однако сознавала при этом, что могут. Конечно же испуганные охранники способны разбежаться, бросив арестантов, запертых, как звери, умирать от голода и болезни. Но ведь кто-то, имеющий власть, должен подумать об этом? Или в такое время им все равно, что станется с горсткой заключенных? Или они даже не помнят об этом? Ежедневно умирают сотни ни в чем не повинных людей, так кого заботит судьба нескольких преступников?.. Но раз об этом знает Оливия, должен знать и ее брат, мистер Плэтт. Наведет ли он справки? Или будет заниматься более неотложными делами в надежде, что об этом позаботятся другие? В конце концов, это обязанность султанских чиновников. Форт — их забота. Однако, по словам Оливии; султан с семьей — и, возможно, с министрами! — живет в уединении далеко от города. Поэтому хотя Маджид явно знает об отплытии «Нарцисса», скорее всего (так на самом деле оно и было), он решил, что лейтенант Ларримор взял капитана Фроста с собой, дабы не сбежал. В таком случае…
Дядя Нат позвал ее на ленч. Геро делала вид, будто занята едой и не отвечала, когда кней обращались. Клейтон и его отчим обеспокоенно поглядели на ее изменившееся лицо и потом старались не смотреть друг на друга. Ленч, казалось, тянулся очень долго. Потом Геро поднялась к себе в комнату, но ложиться не стала. Мысль о том, что сказала Оливия, надавала ей покоя.
Кому-то нужно пойти в форт. Надо послать кого-то из слуг, пусть узнают, так ли это. Только они ужасно боятся холеры и если узнают, что там есть мертвецы, могут отказаться. Если обратиться к дяде Нату, он, конечно, отправит туда кого-нибудь, но сперва наведет справки, поскольку форт не в его ведении; Геро уже знала, что дела на Востоке делаются медленно. А тут, возможно, нельзя терять ни секунды.
Может, поговорить с Клейтоном?.. Нет-нет! Он тут же обвинит ее во вмешательстве в дела властей и не поверит, что ей невыносима мысль о том, что кто-то — кто бы то ни был — брошен умирать, будто крыса в клетке.
Придется идти самой, подумала Геро и содрогнулась, как Оливия, потому что отправляться туда ей не хотелось.
Не хотелось видеть то, о чем говорила Оливия, так как она знала, что нельзя потом сидеть сложа руки и убеждать себя, что не может ничего сделать. Ничего полезного. Ничего такого, что не вызовет гнева у Клейтона и раздражения у дяди Ната. Ничего такого, что не завершится ничем или бедствием, как все ее предыдущие старания. Гораздо проще признать себя побежденной, уйти в апатию и равнодушие, сказать себе, что Оливия, как всегда, преувеличивает,
Пойдет, так как мысль о том, что Рори Фрост умирает в запертой камере, невыносима. И вообще о том, что он умирает…
Геро подошла к окну, с облегчением прижалась лбом к стеклу и стала составлять план…
Слуги получили приказ не выпускать ее из дома, но поскольку она не выказывала желания уйти, утратили бдительность, и будет несложно отправить куда-нибудь швейцара ненадолго — ей потребуется от силы минуты две. У нее еще хранится черная арабская накидка, принесенная Фаттумой; от ливня она не защитит, зато, как показывает практика, послужит прекрасной маскировкой. Да и вряд ли кто остановит для расспросов одинокую женщину в такой день. Геро отошла от окна, свернула черное одеяние в маленький сверток и спустилась вниз.
По темному дому шелестели сквозняки, разносит ся шум дождя, и швейцар не слышал легких шагов Геро по лестнице, не видел, как она вошла в пустую гостиную. Через несколько минут он очнулся от дремотного забытья, усдышав, как его кто-то окликает по имени и вскочил. Племянница хозяина просила его сходить за лампой и приказать кому-нибудь принести в гостиную холодного чая и свежего лимонного сока.
Едва швейцар скрылся, Геро вернулась, надела черное шале, косынку с бахромой, затем спокойно подошла к двери, открыла ее и вышла под проливной дождь.
Встречный ветер раздул ее просторное одеяние, потом ливень промочил его, оно прилипло к телу, и Геро ощутила, как по спине ползут струйки воды. По дороге уже несся бурный поток, струи дождя заслоняли высокие здания, она с трудом видела, куда идет. Людей на улице было мало, в основном дети, одни радостно плескались в воде, не обращая внимания на грязь, другие обращались к ней за милостыней тонкими, слабыми голосами, едва слышными за шумом ливня.
Геро повернула не там, где нужно. Поняв это, вошла под арку над крыльцом дома и стала вспоминать расположение улиц. Бахрома, закрывающая глаза, промокла, Геро раздраженно подняла ее и с испугом обнаружила, что не одна. Под этим навесом укрылся кто-то еще. Человек сидел, прижавшись спиной к косяку двери и, разинув рот, смотрел на нее широко раскрытыми испуганными глазами.
Смущенная его удивлением, Геро вновь опустила бахрому и выбежала под дождь с надеждой, что он не узнал ее. Но не пройдя и двадцати ярдов, подумала, что если этот человек ее узнал, то и она его знает; возможно, он из Дома с дельфинами или один из слуг Плэттов и может указать ей дорогу в форт или сообщить вести, делающие поход туда ненужным. Она быстро пошла обратно в страхе, что тот человек ушел, но он все еще сидел там. Не шевелясь, не меняя выражения лица. Глядящие на нее глаза были застывшими, пустыми; когда < она обратилась к нему, на его глазное яблоко села муха, а другая вылетела изо рта.
У Геро от ужаса перехватило дыхание, она попятилась, повернулась и неловко побежала, шлепая по воде, Опять свернула не там, потом опять; окончательно сбилась с пути, потом по наитию нашла его снова.
Арабский форт она видела довольно часто, но издали и не проявляла к нему особого интереса. Кресси считала зубчатые стены этого самого старого строения в городе романтичными, Оливия сделала с него несколько акварельных набросков: среди дня оно выглядело у нее первозданно белым, а на красочных закатах ярко-розовым, оранжевым или лимонно-желтым. Но теперь в нем не было ничего романтичного или красочного. Форт мрачно серел сквозь дождевые струи, ворота были распахнуты настежь, нахохлившиеся стервятники образовали на зубчатой стене неровный карниз. Ни у ворот, ни во дворе никого не было. Ни единой живой души.