Пассат
Шрифт:
Работорговец! Контрабандист оружия, вор, не стыдящийся своего поступка, взялся разговаривать с ней властным тоном, читать мораль, словно она скверная ученица воскресной школы, пойманная на краже с тарелки для пожертвований. Как он узнал? Кто проболтался ему? Неужели он вправду выдаст ее дяде Нату или расскажет обо всем в британском консульстве? Нет, не посмеет. Они знают, кто он, и не станут его слушать. А вдруг станут? Если дядя Нат примется расспрашивать ее, что она ответит? Сможет ли отказаться отвечать на обвинения? Пожалуй, так будет лучше всего, нельзя же предавать Терезу, Кресси и Оливию, тем более принцесс и Баргаша.
Да, так она и поступит. Если этот презренный англичанин разболтает все дяде Нату, придется молчать, делать вид, будто отвечать на обвинения, исходящие от столь продажного, бесчестного человека, ниже ее достоинства (из чего видно, что мисс Холлис, как и многие представительницы ее пола, считала, что в определенных обстоятельствах допустимы увиливание и suggestio falsi [13] , но не прямая ложь).
— Геро, что тебя беспокоит?
Голос Клейтона прервал ее тревожные мысли, девушка вздрогнула и увидела, что он смотрит на нее с хмурой сосредоточенностью. Поняв, что волнение егг-ражалось на ее лице, она через силу улыбнулась и ответила:
13
Suggestio falsi — внушение ложного (лет.).
— Ничего, Клей.
Однако ни улыбка, ни легкость тона не достигли цели, и хмурые морщины на лбу Клейтона стали ешс глубже.
— Правда? У тебя очень усталый вид. Лучше б не ездила на прогулки без меня. Я не уверен, что это безопасно, что ты не заедешь слишком далеко и не перегреешься на солнце.
— Лично мне — сказала Кресси, намазывая маслом горячий бисквит, — досаждает не столько солнце, сколько ветер. Я понимаю, он помогает сохранять прохладу в доме, но всегда бываю рада его прекращению. Этого шума… шелеста пальм, свиста сквозь ставни и под дверями. Потом еще прибой ежедневно с утра до вечера, бух, бух, бух, и ни минуты тишины, иногда мне даже хочется завопить. Знаешь, Геро, ты действительно очень бледна. Ветер и тебе действует на нервы? Или причина в жаре?
— Ни в том, ни в другом. Но я слегка устала, — призналась Герб. — На обратном пути свернула не туда, а грум промолчал, сочтя, что я умышленно еду в ту сторону.
Клейтон больше ничего не говорил, но продолжал смотреть на нее, и Геро внезапно охватило неудержимое желание довериться ему. Как хорошо, когда есть человек, которому можно рассказать всю историю, который примет ее сторону, даст совет и скажет, что она права.
Только сочтет ли Клейтон ее правой? Скорее всего заявит: «Я же говорил тебе», а это будет невыносимо. Он советовал ей пореже видеться с Терезой Тиссо, с преданными Баргашу сестрами, и теперь решит, что был совершенно прав, может, даже почтет себя обязанным рассказать обо всем дяде Нату. В подобных делах мужчинам доверяться нельзя, у них очень прозаичные представления о Долге. Но когда все окажется позади — когда Баргаш станет султаном, Занзибар начнет процветать под лучшим правлением, избавится от позорного договора и пагубного влияния бесстыдного работорговца, она расскажет Клею все, и он будет гордиться ее ролью в перевороте. До тех пор Клейтон должен оставаться в неведении… если их не выдаст капитан Фрост. Случись
Геро вновь оказалась у исходной точки, с теми же сомнениями и, резко отодвинув кофейную чашку, поднялась, извинилась и покинула столовую. Но Клейтон поднялся столь же стремительно и, едва она достигла, подножия лестницы, вышел в коридор, прикрыл за собой дверь и сказал:
— Геро, подожди…
Девушка неохотно остановилась на нижней ступеньке, держась за перила. Он в три шага пересек коридор и, положив ладонь ей на руку, негромко сказал:
— Тебя что-то обеспокоило, так ведь? Только не нужно отрицать. Это было ясно с той минуты, как ты вошла. Не можешь рассказать мне, в чем дело?
— Нет, Клей. Пожалуйста, не сейчас.
— Почему? Ты же знаешь, я хотел бы оградить тебя ото всех неприятностей. А если не удастся, То хотя бы разделить их с тобой. Во время твоей прогулки что-то произошло, так? Иного объяснения нет, вчера вечером настроение у тебя было отличное. Кого ты повстречала, Геро? Кто расстроил тебя? Не Тереза Тиссо?
— Тереза?
Удивление прозвучало в ее голосе так же явственно, как облегчение. Клейтон покраснел и, убрав ладони с ее руки, торопливо сказал:
— Я подумал, может, она что-то сказала и тем расстроила тебя. Всем известно, что ей доставляет удовольствие пакостить людям, ссорить их. Ей на Занзибаре невыносимо скучно, но, к несчастью, поиски развлечений приводят ее к выдумыванию сплетен, и они, наверняка, вызовут большие неприятности.
Геро сказала чуть сдавленно:
— Клей, это серьезное обвинение. Ты ведь этого не знаешь, несправедливо обвинять кого-либо на основании слухов.
Клейтон покраснел еще сильнее, отвернулся и сдержанно заговорил.
— Я не хотел быть жестоким ни к кому из женщин уже хотя бы ради тебя; и признаюсь, как-то счел ее очень несчастной и заслуживающей жалости: Анри Тиссо пожилой зануда, а детей, которые занимают и утешают, у нее нет. Я подумал, что наш долг сделать жизнь Терезы более сносной, а не осуждать ее, но вскоре понял, что ошибся, и все, что мне говорили о ней, правда. Потому-то я и не хочу, чтобы ты с ней сближалась.
Геро подошла к нему.
— Как ты понял это, Клей? С ее слов или по рассказам тех, кто клеветал на нее раньше?
Клейтон взглянул на девушку, в его чистосердечном взгляде сквозила боль.
— Раз тебя это интересует, она сказала мне заведомую ложь с единственной целью — погубить карьеру мужчины и счастье женщины. Больше ничего сказать не могу. Теперь тебе понятно, отчего, когда ты вернулась с таким расстрбенным видом, я спросил, не встретила ли ты мадам Тиссо. Мне пришло в голову, что она сплетничала о… о Кресси.
— Господи, да что ты. Тереза к ней очень привязана. Да и встретила я вовсе не Терезу.
— Значит, ты кого-то встретила; Кого-то, кто напугал тебя и расстроил.
— Да… нет! Клей, если ты не против, мне не хочется об этом говорить. Пока что.
— Это имеет какое-то отношение ко мне? Поэтому не можешь сказать?
— Ну вот еще — с облегчением ответила Геро. — С чего ты взял? Как раз-потому, что к тебе это не имеет никакого отношения, и я не хочу обременять тебя этим.
— А если я скажу, что это будет не бременем, а привилегией?
— Нет, Клей. Сейчас говорить об этом я не хочу, но когда такое желание появится, расскажу тебе первому. Теперь ты удовлетворен?