Пассат
Шрифт:
Она покраснела и ответила:
— Полковник Эдвардс сказал ему, что… что солдаты султана отказались идти в атаку на войска принца.
— То есть на мятежников, — сухо поправил Дэн.
Кресси бросила на него гневный взгляд и вызывающе заявила:
— Нет! Я веду речь о сторонниках принца Баргаша. Эдвардс сказал, что хотя они ничего не предпринимали, группа молодых офицеров, где был и ты, открыла по ним огонь, заставила покинуть «Марсель» и поубивала очень многих. Это правда?
— Правда. Ты об этом хотела спросить меня?
— Нет. Я… Он… полковник Эдвардс говорил папе, что принц
Она снова умолкла, словно в надежде, что он станет это отрицать. Но Дэн молчал: отчасти потому, что еще не получал распоряжения консула и впервые слышал об этом, но главным образом оттого, что сказать было нечего.
Кресси неожиданно умоляюще, по-детски протянула руки, этот жест тронул Ларримора и вместе с тем рассердил, потому что она не имела права приходить сюда с просьбой о невозможном: ведь он будет вынужден ей отказать, а она возненавидит его за этот отказ. Он охотно сделал бы для нее все, что угодно, даже, потребуй она того, отдал бы жизнь. Но только не это…
— Дэн, пожалуйста, — сказала Кресси, — пожалуйста. Ты не можешь на это пойти. Нельзя убивать людей, которые не враждуют с тобой и не имеют к тебе отношения, лишь потому, что ты считаешь законным правителем одного человека, а они хотят другого. Пусть разбираются сами. Это их страна, а не твоя. Ты не должен вмешиваться.
— Я должен выполнять приказ, — отрывисто ответил Дэн.
— Но ты не имеешь права вмешиваться!
— Я не вмешиваюсь. Я повинуюсь приказам.
— А если приказы ошибочны? Несправедливы?
«Несправедливы?» — мысленно повторил Дэн с новым приливом гнева. Как она может говорить о несправедливости, если пришла сюда бледная, отчаянная — и до боли в сердце юная, прелестная, очаровательная? Хотя знает, должна знать, как он ее любит, как ему трудно противиться ей… Несправедливы!.. Что могут понимать женщины в справедливости и несправедливости, если готовы использовать мужскую любовь, как средство для достижения желаемого?
И сурово заговорил:
— Кому об этом судить? Тебе? Кресси, ты не понимаешь, о чем говоришь, руководствуешься сердцем, а не разумом. Не стану спорить с тобой о том, что плохо и что хорошо в этом деле. Помнишь, я однажды завел разговор на эту тему, и кончился он тем, что ты обиделась на меня.
— Потому что ты был предубежден, — пылко ответила Кресси. — Не хотел, чтобы я общалась с сестрами принца, так как тебе и полковнику Эдвардсу он почему-то не нравится. Боялся, что я услышу о нем что-то, представляющее его с выгодной стороны, узнаю его взгляд на положение вещей.
— Нет, — равнодушно ответил Дэн. — Боялся, что можешь вмешаться в сомнительное, опасное дело, и могу лишь надеяться, что этого не случилось.
— Случилось! — если ты имеешь в виду, что я сочувствую принцу, считаю, что он гораздо лучше, чем его отвратительный брат. Всем известно, какой султан слабый, подлый, эгоистичный, он ничего не делает для народа, тратит деньги только на себя и…
Она умолкла, чтобы перевести дыхание, и Дэн устало сказал:
— Наверно, слышала об этом от его сестер? Все без толку, Кресси. Отправляйся домой. Я не могу помочь.
— Нет, не выполнит. Потому-то я и пришла. Папа говорит, полковник Эдвардс сказал ему, что другой корабль и военные корабли султана имеют слишком низкую осадку, потому-то Маджид и попросил поручить это тебе, только «Нарцисс» может подойти близко к берегу. Так что если ты отплывешь, все будет в порядке. Дэн, не мог бы ты это сделать? Ради… — Кровь прилила жаркой волной к ее красивому, умоляющему лицу, и она договорила чуть слышным шепотом: — Ради меня…
Дэн вздрогнул, словно она его ударила, но ничего не ответил. Он лишь смотрел на нее и молчал. Кресси услышала тиканье карманных золотых часов на столе и легкий плеск воды.
Он не собирался отвечать ей, но молчание его было отказом, и теперь не только щеки, но, казалось, все тело ее горело от стыда. Она обратилась к нему с личной просьбой, а он отказал. Значит, не любит ее. Может, никогда и не любил, просто ей так казалось. Казалось, что она при желании может вертеть им, как захочет, заставить его исполнить любую просьбу, потому что просит она, Крессида Холлис.
Кресси плотно сжала ладони, дрожа от обиды и унижения, сдерживая гневные слезы, блестящие в ее глазах, и ломким, напряженным голосом заговорила:
— Видимо, не стоит просить тебя об одолжении. Англичане любят помыкать людьми и вмешиваться в чужие дела. И навязывать свою волю другим странам, и присылать канонерки для расправы с несогласными. Ты, не раздумывая, открыл огонь по сотням беззащитных людей, которые не сделали тебе ничего плохого. Ты просто повиновался приказу и убивал их. И завтра сделаешь то же самое, хотя в доме есть женщины — Меже, ее служанки и двенадцатилетний мальчик. Но тебя это не остановит, так ведь? Ты убьешь их со спокойной совестью. Просто потому, что тебе так приказано. Ты ничем не лучше палача, и надеюсь, я больше никогда тебя не увижу!
Она натянула капюшон на кудри, и Дэн сказал ничего не выражающим голосом:
— Я отправлю кого-нибудь проводить тебя домой.
— Не нужно, спасибо.
Дэн издал невеселый смешок.
— Тебе потребуется шлюпка, если не собираешься добираться до берега вплавь.
Он с заметным усилием встал, при этом халат слегка распахнулся, и Кресси впервые увидела, что его левая рука на перевязи. Сердце у девушки замерло, и она, задыхаясь, сказала:
— Ты ранен? Как это… тебя что… ранили в бою?
— Да, — ответил Дэн. — Те самые несчастные «беззащитные существа», о которых ты так печешься. И, поскольку, видимо, их враги являются твоими врагами, тебя, наверное, утешит сообщение, что я не единственный, так как они ухитрились убить или ранить больше шести-десяти атакующих.
Он прошел мимо нее, распахнул дверь каюты, послал за Уилсоном и поручил доставить мисс Холлис в отцовский дом.
Шлюпка, в которой Кресси плыла к берегу, разминулась с яликом британского консула. Матрос, принесший письмо полковника Эдвардса в каюту лейтенанту Ларримору, нашел командира корабля сидящим в сгущающихся сумерках, опустив голову к столу и спрятав лицо в локтевом сгибе правой руки.