Patria o muerte
Шрифт:
Пушек, как он знал, стояло тут до сотни, от самых мелкокалиберных до солидных шестидесятифунтовых «жерл», способных разнести любые пароходы в клочья огнем в упор. Батареи было умело расположены в месте, где Парагвай течет под крутым изгибом, представляющим «подкову», сами стволы под прикрытием каменной кладки. Так что концентрический огонь обеспечен, причем перекрестный — выстоять под таким обстрелом на дистанции двести-триста метров ни один корвет, даже с железным корпусом, не говоря про корабли с деревянными корпусами, не в состоянии. Ядра, бомбы и гранаты с оптимальной дистанции — река тут неширока — просто разобьют борта и надстройки, и главное разломает бортовые колеса и «вынесет» паровые машины, после чего «обездвиженные» суда будут добиты. К тому же через саму реку протянуты три железные цепи, концы которых укреплены на вбитых в дно сваях. И если эти цепи натянут кабестанами,
Сами укрепления построили за относительно короткий срок еще при Лопесе-старшем, по проекту австрийского военного инженера Франца Визнера де Моргенштерна, и они состояли из восьми береговых батарей, перекрывающих почти двухкилометровый участок. Главным фортом служила батарея «Лондрес», названная так в честь столицы Британской империи, так как была построена английским «кондотьером» Джоржем Томпсоном. Именно она хорошо проглядывалась со стоящей на якоре «Хехуи», выделясь среди других батарей широкими амбразурами. Находится под огнем двух 68 фунтовых бомбических орудий, а также пары 56 и дюжины 32-х фунтовых стволов было смертельно опасным, прямо-таки откровенно самоубийственным занятием, причем самой батарее причинить ущерб было крайне затруднительно — стенки казематов были толщиной в восемь футов кирпича. А такая внушительная защита выдержит попадание орудия любого калибра, которое только возможно поставить на речной корабль.
Недаром Умаите называли в европейских газетах «Гибралтаром Южной Америки» — крепость того стоила. Именно потому европейцам никак не удавалось навязать Парагваю свои условия — это последовательно попробовали англичане и французу, затем «обломали зубы» американцы, и получили «от ворот поворот» бразильцы. Одними кораблями тут не обойдешься, нужно было высаживать десант и брать крепость в осаду, и учитывать одно нехорошее обстоятельство — ведь оборонять ее может большая часть парагвайской армии. А одно это превращало любую колониальную войну из «маленькой и победоносной» в крайне тяжелое и затратное предприятие, на которое никто не решился. И лишь создав «Тройственный альянс», объединенными усилиями Бразилия, Аргентина и Уругвай смогли за шесть лет сломить парагвайцев, нанеся им катастрофические потери, от которых страна так и не оправилась толком, несмотря на минувшие полтора века.
— Посмотрите на эту крепость, дон Аневито — она абсолютно неприступна с реки, но только до одного момента.
— Интересно, и какого же случая, дон Алехандро?
Лопес тоже пыхнул сигарой, в голосе послышался нескрываемый интерес. «Хехуи» пришлепал сюда вечером, с трудом поднимаясь против течения. Однако их встретили, сообщив, что «генерал» находится сейчас в своей крепостной резиденции, и примет капитана парохода рано утром. Это как нельзя больше устроило Мартинеса — лейтенант отдаст бумаги и его рапорт диктатору, а тот их прочитает внимательно, в чем сам Алехандро не сомневался. Все серьезные дела решаются именно с утра, когда человек отдохнул за ночь и его состояние близко к оптимальному, нет раздражения, что свойственно после долгого и напряженного дня. Такие моменты требовалось учитывать, как и утреннюю «накачку» командира «Хехуи» — тот пойдет на встречу с президентом в «одухотворенном» виде. Потому именно сейчас, ранним утром, и можно частично вскрыть «карты».
— Как только у бразильцев войдут в строй броненосцы и мониторы, они пройдут мимо Умаите. Гладкоствольные орудия даже с короткого расстояния не смогут им причинить повреждений, что показала война дикси с янками. Нужны бронебойные снаряды и стальные нарезные пушки, а у нас их нет. Но есть вроде эффективные средства борьбы, не стоит рассчитывать на цепи, я имею в виду пороховые мины, что были применены еще русскими десять лет тому назад. И на которых подрывались корабли гринго в их междоусобной войне. Но и они имеют четко выраженный оборонительный характер, к тому же установленные в воде, они через какое-то время, отнюдь не долгое, придут в негодность — порох отсыреет.
Алехандро пыхнул сигарой, еще раз внимательно посмотрел на укрепления — там вроде проявлялась жизнь, наступило некоторое оживление. Стали появляться солдаты, и каждый раз он невольно морщился от вида этого босоногого воинства. И заговорил снова, попыхивая сигарой:
—
— Несомненно, сеньор Мартинес — мне приказано ждать приказа «генерала». И да — я передам все эти бумаги президенту из рук в руки при встрече, которая назначена. Однако до этого часа еще много времени, вы позволите мне с ними ознакомиться, если не секрет для меня?
— Конечно, эти бумаги касаются исключительно моих собственных соображений ведения войны. И тут новшества, что позволят нам одержать победу. Именно нам — я вернулся на историческую родину только для того, чтобы одержать вместе с ней победу, хотя мог бы служить и служить за достойное вознаграждение, окруженный почетом. Но умирающий отец сказал мне о том, что не стоит оставлять отечество в трудный для него момент. И несмотря на обиды от «Доктора», которые перетерпело все наше семейство, нам не следует таить на нее какое-либо зло. Как видите, дон Аневито, мы не забыли язык, и я достаточно хорошо говорю на гуарани.
— У вас почти нет акцента, донн Алехандро, хотя многие слова вы не знаете. А испанский язык практически безупречен, хотя…
Парагваец замялся, и Алехандро прекрасно понимал почему — он специально пересыпал свою речь «чужеродными» словами. В том и есть основная причина «деликатности» командира «Хехуи», отнюдь не легковерного человека, чтобы полностью доверять иностранцу, пусть и говорящему на гуарани. А на этом языке мог говорить только тот, кто жил в Парагвае, или родители которого являлись выходцами из этой страны. Именно это и взял за основу «легенды» Мартинес — выдавать себя за уроженца было бы безумием. Но еще большим сумасшествием стало бы сказать правду. Поверить в «провал во времени» вряд ли бы кто-то из местных смог. А если бы матросы узнали, что это случилось в самой «заднице дьявола», то выводы могли последовать самые печальные. Он уже успел заметить с первых часов пребывания на борту парохода, что за ним установили мягкое и ненавязчивое наблюдение, не оставляя его ни на минуту.
А это плохо — его вещи абсолютно не соответствуют эпохе, и единственное, что может спасти, так то, что сами парагвайцы просто не поверят в появление «хронотуриста», и постараются подыскать для себя более разумные объяснения. И тут им надо помогать, рассыпая о своем прошлом намеки, но отнюдь не говоря правду. И такое поведение не будет удивительным — в эту страну с каждым годом приезжает из европейских стран множество переселенцев, к которым относятся вполне дружелюбно.
— Я в той же степени уверенно говорю на английском и русском языках, последний для меня так же родной, пусть и в определенной степени. Еще немного понимаю немецкий, французский и португальский, по крайней мере могу изъясняться, не применяя жестикуляцию. Вы ведь сами прекрасно знаете, что ругаются моряки на очень многих наречиях.
Они оба рассмеялись, с этого момента, протянув бумаги Лопесу, Алехандро ощутил, что наступил очередной «рубикон» в его жизни, через который он «перешел», а к добру ли, к худу — кто знает?
Такова была главная береговая батарея «Гибралтара Южной Америки»…
Глава 8
— Хефе, мы много раз думали, как и чем атаковать вражеские корабли, если те перекроют нам путь по Паране. А это и есть путь к победе — тут дон Алехандро полностью прав. Напасть ночью с лодок, и согласованно со всех сторон, не рассчитывая взять неприятеля на абордаж. Выдвинуть шесты с минами, подключить гальванические батареи, и подорвать заряды под бортом, хотя можно самим погибнуть от взрыва. Но зато есть большая вероятность одним ударом уничтожить любую вражескую эскадру, что осмелится встать на якорь в Корриентесе…