Патрис Лумумба
Шрифт:
Неожиданно вошел Виктор Нендака, а за ним и Жозеф Касонго. Расселись. Говорили о партийных делах — Нендака был вице-президентом партии Национальное движение Конго. Он, Финант, Касонго и другие требовали освобождения Лумумбы и прибытия его в Брюссель. Вспоминали подробности, связанные с началом конференции. Нендака неодобрительно отзывался о Жозефе Касавубу.
— Я думаю, — излагал он свое мнение, — что абаковцы не были заинтересованы в твоем прибытии сюда.
— Почему? — спросил Лумумба.
— Твое освобождение не входило в их планы. Касавубу намеревался вести переговоры с бельгийским правительством один
— Виктор, — строго сказал Лумумба, — об этом не стоит больше говорить. Область психологических догадок — самая темная. Важно вовремя отбросить все лишнее, мешающее нашему объединению. Наша партия — общенациональная, и мы не можем допустить, чтобы нас кто-то втянул в нелепую ссору. Касавубу был и остается убежденным противником бельгийской колониальной системы, что он доказал, кстати, и во время работы конференции.
— Я знал, что ты именно так и скажешь, Патрис! — с непонятной радостью воскликнул Нендака, — Еще раз убеждаюсь, как много ты можешь простить человеку, которого иногда обвиняют, критикуют, уличают…
Тогда Лумумба не знал еще, что Нендака взял из партийной кассы солидную сумму денег, истратил ее на личные нужды, что этот его поступок обсуждали руководители партии, когда Патрис находился в заключении, но окончательного решения не приняли в ожидании возвращения своего президента. Зато Нендака с особой силой клеймил бельгийских колонизаторов, заточивших в тюрьму Лумумбу. Вот и сейчас он так кстати обратил внимание на замечательное качество Лумумбы — всепрощение: оно пригодится самому Нендаке…
Пирога конголезской жизни
Африканца учат все: администраторы, бизнесмены, плантаторы, врачи, учителя, учат жены и малолетние дети европейцев. Но никто не может сравниться в назидательных способностях с католическими миссионерами. Администратор отругает конголезца за мнимый или действительный проступок — и дело кончено. Учитель общается со школьниками лишь во время занятий, плантатор с батраком — в период уборки урожая.
Миссионер же опекает конголезца всю жизнь.
Миссионеры никогда не следовали в точности за колониальной администрацией. У них была своя программа действий, и если говорить об африканизации в сфере религиозной жизни, то она начала практиковаться здесь задолго до провозглашения независимости. Еще в 1952 году на арене духовной жизни появился первый конголезский епископ. В декларации епископов Бельгийской Африки, опубликованной в 1956 году, содержатся положения, свидетельствующие о том, что церковь во многих вопросах отмежевывалась от колониальной администрации, которая все заметнее компрометировала себя в Конго.
Естественно, оппозиция церкви была кажущейся, и в основных вопросах она не расходилась ни с администрацией в Конго, ни с бельгийскими государственными деятелями, определяющими колониальную политику.
Бельгийская административная система, взявшая под свой контроль провинции, округа и районы, оставила без должного надзора конголезскую деревню. В выборах деревенского вождя бельгийские власти прямого участия не принимали. Деревня, заброшенная в саванны или джунгли, в горные или заболоченные места, служила объектом редких и кратких наездов чиновников и полицейских: это когда власти заподозрят что-то неладное, узнают о невыплате налогов, об увиливании от трудовой повинности, об убийствах, грабежах, насилиях. 70 процентов конголезского населения, занятого в сельском хозяйстве, почти не имело возможности систематически соприкасаться с бельгийским административным аппаратом. Крестьяне чаще видели католического миссионера, чем официального представителя власти. Фанатики «божьего дела» отличались от других прослоек европейских поселенцев и своим поведением. Рядовые миссионеры довольствовались малым: одевались просто, ели африканскую пищу, не обзаводились имуществом. Многие из них окончили жизненное поприще в глухих местах: их могилки можно видеть при въезде в деревню или на площади.
Следует отметить и состав католической паствы. Свыше 50 процентов населения Конго составляла молодежь в возрасте до 25 лет. На нее и делался упор. Молодежь тянулась к миссиям, при которых, как правило, работали начальные, а кое-где и средние школы. В колониальном Конго не было и в помине светского образования. Тяга молодежи к знаниям ловко использовалась миссионерами. Хочешь учиться — становись католиком! Принадлежность к религии открывала двери школ. Религия и образование сливались в одно понятие: церковь безраздельно господствовала в духовной жизни конголезской провинции, то есть в духовной жизни абсолютного большинства населения.
Церковные деятели не скрывали намерений, заявляя: «Распространяя среди доверенного нашей опеке населения христианскую религию, которую исповедует большинство бельгийцев, мы устанавливаем между этим населением и населением нашей страны общность верований, обычаев и привычек. Мы привлекаем его к участию в такой же самой религиозной жизни и тем самым сближаем нашу расу с их расой, мать-родину с колонией».
Желаемого сближения бельгийцев с «их расой» не произошло, но католическая церковь все же пустила достаточно крепкие корни на конголезской земле. Глава католиков в Конго Пьер Можайский пользовался огромным влиянием. Его разъезды по провинциям собирали многотысячные толпы народа. Миссионеры выводили на дорогу всех школьников, и те простаивали часами на боковых тропинках, сопровождающих любую дорогу в Африке. Многие лидеры политических партий воспитывались в католических миссиях: без осмысления этого факта нельзя во всей полноте представить расстановку конголезских патриотических сил перед независимостью и после нее, как немыслимо понять политическую борьбу в Катанге без «Юнион миньер». Католическая система в Конго являлась духовным империалистическим синдикатом, своеобразной идеологической «Юнион миньер».