Паутина

Костадинова Весела

— Макс, — я повернулась к нему и посмотрела прямо в его тёплые, умные глаза, надеясь увидеть там поддержку. — Да какая разница? Я ведь единственная бабушкина наследница. Сейчас для неё эти патенты важны, потому что они — часть папы, часть его работы, его жизни. Но это никак не ущемляет меня или… — я запнулась, делая глубокий вдох, — этого ребёнка.

Максимилиан тяжело вздохнул, явно сдерживая раздражение, которое, как я поняла, вовсе не было направлено на меня. Он молча поднялся, отошёл к окну, сунул руки в карманы джинсов и какое-то

время просто смотрел на заснеженный парк за стеклом. Тишина повисла между нами, в комнате чувствовалось напряжение. Я видела, как по его челюсти прошла лёгкая судорожная волна, как он пытался подобрать слова, как боролся с желанием сказать что-то резкое.

Наконец он развернулся, быстрым шагом подошёл к одному из стеллажей, вытащил зеленую папку с документами и вернулся к столу. Открыл её, достал несколько листов, затем посмотрел на меня, как будто проверяя, готова ли я слушать.

— Смотри, — он разложил передо мной скриншоты документов, банковские отчёты. — Ты хоть представляешь, какие суммы ваша семья получает в качестве роялти от патентов твоего отца?

Я нахмурилась, глядя на эти цифры, и в груди вдруг странно кольнуло.

Честно говоря, никогда об этом не задумывалась.

Деньги всегда были чем-то второстепенным. Да, я знала, что отец был учёным, что его разработки ценились, что его работа оставила большой след в научном сообществе. Но я никогда не связывала это с тем, насколько финансово значимым оказалось его наследие.

Только сейчас я поняла, насколько серьезным было наследство, оставленное нам папой.

– Что это меняет? – тихо спросила я. – Бабушка вложила душу и сердце в папу, в его открытия. Она такой же член семьи, она имеет право на эти патенты.

– А если она решила передать их, Лиана? – вдруг тихо спросил Максимилиан. – Если есть кто-то, кто хочет прибрать наследие твоего отца себе?

– Макс… - я запнулась. – Это…

Макс молча достал из папки несколько фотографий и сердце ухнуло у меня в пятки. Руки задрожали, сердце начало выпрыгивать из груди.

– Макс, - наверное, мое лицо было красноречивее слов. – Когда?

– Несколько раз за январь, - спокойно ответил Макс, глядя на снимки из-за моего плеча. Он стоял за мной так близко, что я чувствовала его тепло, его дыхание, которое шевелило мои короткие волосы, но ничего из этого не имело значения, потому что перед глазами пульсировали эти проклятые фотографии. Фотографии, на которых были бабушка и Роменский.

Я моргнула, но изображения не исчезли. Они были реальными. Осязаемыми. Неоспоримыми.

На одном снимке они стояли около её загородного дома.

На другом — сидели за столиком в кафе, погружённые в разговор, а бабушка держала в руках какие-то бумаги.

Роменский выглядел так, словно пережил нечто худшее, чем просто несчастный случай. Он уже был в гипсе, его лицо всё ещё оставалось сплошной маской отёков и синяков, словно следы аварии не спешили исчезать, а, возможно, к

ним добавились и другие, оставленные кем-то намеренно.

Мама сжала голову руками, тихо ругаясь под нос, и я не сомневалась, что в этот момент её мысли были такими же хаотичными, как и мои. Я снова и снова рассматривала фотографии, чувствуя, как внутри нарастает огонь ярости, обжигающий, не оставляющий места ни для шока, ни для страха.

— Поговорим начистоту, Лиана? — голос Макса был ровным, но в нём слышалась сталь, решимость, которая не оставляла мне возможности отмахнуться.

Он развернул меня к себе, удержав за плечи, заставляя смотреть прямо в его глаза.

— Клара, можете оставить нас наедине?

Мама посмотрела на него, затем на меня, её лицо было напряжённым, губы сжаты в тонкую линию.

— Конечно, — коротко ответила она и вышла, едва сдерживая эмоции и злость, которая плескалась в её взгляде.

Я сглотнула, почувствовав, как в комнате стало тесно, слишком тесно.

Макс был слишком близко, его сила, уверенность, решимость обволакивали меня, словно не давая возможности уйти, спрятаться, скрыться за привычными защитными механизмами.

Я хотела отвернуться, но он не позволил.

— Это он, Лиана? — его голос был низким, твёрдым, без оттенка сомнений, без осуждения, без давления, но с той самой неподдельной заботой, которая делала этот разговор ещё более невыносимым. — Он сделал это с тобой?

– Не знаю…

– Он? – в голосе Макса прозвучали нотки ярости.

– Не знаю!!! – закричала я. – Не знаю!!! Я только запах помню! Удовое дерево и цитрус! Да, это его запах! Ничего больше!

Дернулась, вырываясь из сильных рук, но Макс меня больше и не держал. Отбежала от него подальше, к окну, тяжело дыша и прижимаясь лбом к ледяной поверхности стекла.

– Лиана, - голос его звучал глухо, - Лиа….

– Вы что, за бабушкой следили? – зло бросила я Максу.

– Нет, - просто ответил он. – За этим вот….

– Зачем?

– Он мне не понравился, - ответил Макс, наваливаясь на стол. – Тогда, когда я приехал за тобой. Он вел себя как хозяин. Я…. хотел защитить тебя…. Лиа, если это он…. Паутина куда глубже, чем мы думали. Этот ребенок…

Я похолодела от ужаса и обернулась к Максу.

– Боже….

– Тихо, девочка, тихо, - он стремительно подошёл ко мне и обнял, прижимая к себе. На этот раз я не вырывалась.

– Макс… мне страшно….

– Не бойся, - тихо ответил он, гладя по коротким волосам.
– Не бойся, девочка моя, - руки слегка укачивали, успокаивали. Мне было не очень комфортно, но эти легкие движения помогали мне ощутить себя в безопасности. – Лиана, - тихо сказал он через пару минут, - есть один способ…. Можно попробовать понять…. Но…

— Я согласна, Макс, — прошептала я, крепче прижимаясь к нему, утыкаясь лицом в его рубашку, вдыхая его запах, ощущая ритм его дыхания. — Мне нужно знать правду.