Пеликан
Шрифт:
— То есть английских фунтов не бывает? — любезно продолжал допытываться Андрей.
— Есть у меня в кассе одна бумажка.
— Можно взглянуть?
— Конечно… смотри.
С купюры в один фунт приветливо улыбалась королева. «Пожалуйста, отнесите меня к мисс Джойс Кимберли, отель „Эспланада“», — будто бы говорила она. Андрей засунул ее обратно под зажим.
— Не очень-то я доверяю иностранным деньгам, — добавил Шмитц и указал на газету. — Когда вижу, что происходит в мире…
— А что там происходит? — мягко поинтересовался Андрей.
— Израильские солдаты спустили бойцовых собак на палестинских демонстрантов!
— Да ладно, — слукавил Андрей, — думаю, они заслужили этот шанс. В конце концов, здесь их почти истребили.
— Именно что почти. Вот была бы у нас еще парочка лет, мы бы точно справились. Если уж им захотели дать шанс, почему именно Палестина? Почему не Мадагаскар? Гитлер им даже предлагал!
— Может, потому что они хотели вернуться на свою Святую Землю?
Сквозь толстые линзы очков сверкнул злой и уязвленный взгляд.
— Я тебе уже сто раз объяснял, Андрей. Если бы всем вот так просто захотелось вернуться туда, где они жили до переселения народов — а ведь это еще несколькими столетиями раньше евреев…
— …тогда мир погрузился бы в хаос. Да, я знаю, как ты на это смотришь.
— Если эти друзья евреев такие умные, пусть тогда отдадут кусок своей страны, а не забирают у бедных арабов. Выделите им часть Флориды! Там евреев и так много, да и пальмы найдутся.
— Идеальное решение. Слушай, насчет моей аварии… мне бы хотелось поблагодарить каждого, кто пришел на помощь. Я так понимаю, это почти вся терраса кафе «Рубин»… А кто что делал конкретно? Кто, например, занимался остававшейся в сумках почтой?
— Понимаю, мой мальчик, но я и правда уже не вспомню. Была такая неразбериха… Я сам хотел разнести остатки твоей почты, но ты же знаешь, как плохо я хожу… Думаю, этим занимался Марио.
— Кто?
— Марио. Ты разве с ним не знаком? Зять Тудмана. У которого вилла. Они вместе останавливали твое артериальное кровотечение. Никто не знал, что делать, и я тоже — так ужасно было видеть, как ты там лежишь, у меня слезы текли. Еще и скорая не приезжала целую вечность. Марио и Тудман — вот кто спас тебе жизнь.
— Их я тогда поблагодарю отдельно. А потом что? Я хочу сказать, кто взял мои сумки?
— Мальчик, я правда не помню. Мы все делали что могли. Кневич, Маркович, официант… Некоторые, правда, только мешались под ногами. Почему бы тебе не прийти в субботу днем на террасу? Все будут там.
— Так я и поступлю. Кстати, дорогой папа Шмитц… — Андрей склонился над щупленьким стариком, обнял его и поцеловал в седую лысую макушку: — Спасибо за цветы.
Марио — шеф местного агентства «Авис», сдающего в аренду машины. Он построил дом на склоне, чуть севернее фуникулера. Дом был одноэтажным, из плоской крыши торчали куски арматуры для нового бетона, которого никогда не будет, потому что хозяин запросил и получил субсидию на строительство дома в два этажа, но оказалось, что для себя, жены и семьи сына хватало и этого. На крыше установили большую телевизионную антенну, а на террасе — пластиковый бассейн для внуков.
На въезде стояли белые колонны с орлами, зажавшими в когтях пустые гербовые щиты.
Марио водил большую «Шевроле-Импала» — флагман фирмы «Авис», но на кольце перед домом ее не оказалось.
Рукавом своей лучшей рубашки Андрей
По белому гравию к дому подъехал на велосипеде почтальон в форме. Он был высокий и сидел очень ровно — у Андрея даже на секунду возникла странная иллюзия, что он видит самого себя. И велосипед такой же высокий и тяжелый, как у него до аварии.
Почтальон, плавно объехал маленький круговой перекресток, слез с велосипеда и поставил его на подножку. Это был совсем молодой парень в очках и при ближайшем рассмотрении — на голову ниже Андрея.
— Они в отпуске, — сообщил юноша.
Он поднял крышку почтового ящика указательным пальцем, а письмо, которое держал большим, средним и безымянным, бросил внутрь с тем ловким поворотом, какой всегда делал сам Андрей. Квалифицированный коллега.
Увидев повязку на голове Андрея, он сказал:
— Но… я же вас знаю! Вы господин Рубинич! Андрей пожал вытянутую руку и спросил с недоверием:
— Вы что, теперь работаете вместо меня?
— Нет, что вы, господин Рубинич, я только замещаю вас, пока вы не поправитесь. Большая честь. Я даже вам домой письмо доставил!
В письме печатными буквами на тонком листе бумаги значилось:
АНДРЕЙ РУБИНИЧ, ТВОИ МАХИНАЦИИ ВСКРЫЛИСЬ. ДАБЫ ИЗБЕЖАТЬ ОБВИНЕНИЯ, ПУБЛИЧНОГО ПОЗОРА И УВОЛЬНЕНИЯ С ГОСУДАРСТВЕННОЙ СЛУЖБЫ, ТЕБЕ СЛЕДУЕТ ВПРЕДЬ 15-ГО ЧИСЛА КАЖДОГО МЕСЯЦА И ДО СПЕЦИАЛЬНОГО УКАЗАНИЯ ПРИНОСИТЬ СУММУ В 3000 ДИНАРОВ В ОБОЗНАЧЕННОЕ ЗДЕСЬ МЕСТО. СЛЕДУЙ ИНСТРУКЦИИ, ТОГДА ОСТАНЕШЬСЯ ПОЧТАЛЬОНОМ, ПРИ УСЛОВИИ, ЧТО ТЫ НИКОГДА БОЛЬШЕ НЕ ЗАПУСТИШЬ РУКУ В ЧУЖОЕ ИМУЩЕСТВО. ДАЮ ТЕБЕ ШАНС. НЕ УПУСТИ ЕГО, ИНАЧЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ЦЕЛИКОМ НА ТВОЕЙ СОВЕСТИ. ДРУГ
Внизу оказался примитивный набросок с описанием маршрута. Речь шла, очевидно, о высоковольтной мачте на нежилых холмах над городом.
Андрей почувствовал приступ тошноты и лег на кровать. Судьба играет с ним злую шутку. Кто это? Марио? Не может быть — он с семьей в отпуске, а письмо проштамповано вчера в их городке.
Найти три тысячи в месяц возможно; выбора у него, очевидно, и нет. Придется немного закрутить гайки Тудману.
Андрей ощутил приступ удушающего гнева от собственного бессилия, он злился на того, кто с ним это делал. Для таких, как он, должен быть закон, защищающий тех, кто желает Югославии только самого лучшего, хранит добрые традиции и заботится о беззащитных замученных собаках.
Если когда-нибудь он доберется до этого типа, то покажет ему, каково это — чувствовать себя беззащитным.
Андрей спал, пока солнце не встало из-за горной гряды и как будто излилось на город со спины. Он с трудом поднялся, поставил чайник и открыл окно. Цепь, которой он всегда пристегивал служебный велосипед, теперь без толку висела на решетке. Долетел запах кухонных помоев из соседнего «Портобелло-гриль» — бездомные коты разодрали мешки с мусором.
Незыблемые скалистые острова вдали уже осветились первыми солнечными лучами, а город и бухта все еще дремали под покровом ночи.