Пеликан
Шрифт:
— Мяч есть? — крикнул он.
Маленькая девочка подняла вверх оранжевый мяч.
Андрей засунул палец за ошейник и объяснил, что делать; дети побежали вдоль пальм и через сто с лишним метров остановились.
— Давай! — взревел Андрей, махнув рукой.
Дети бросили оранжевый мяч на пляж, и в тот же самый момент он спустил Лайку. Та белой стрелой бросилась к мячу. Андрей неспешно потрусил за ней.
— Вот это да! — ликовал мальчишка. — Какая быстрая! А это настоящая гончая, господин?
— Конечно, — запыхавшись, ответил Андрей и погладил Лайку по узкой морде. — Настоящая английская гончая. Я ее в Лондоне купил.
— А лошадь она обгонит? — поинтересовалась девочка.
— Да, легко.
— А машину?
—
— И поезд?
Андрей не ответил. Он взял собаку за уши и повернул мордой в сторону пеликанов, толпившихся вдали у кромки воды.
— Видишь вон тех тварей, девочка? Видишь этих уродливых розовых тварей? — Он двигал ее шелковистыми ушами туда-сюда, будто крыльями. — Разгони их! Фас!
Лайка помчалась по пляжу и набрала максимальную скорость еще до того, как пеликаны заметили ее появление и стали вперевалочку разбегаться, так же неуклюже и вальяжно, как приближающийся Андрей. Пеликаны расправили крылья и поднялись в воздух, пока Лайка, расставив лапы и выгнув спину, лаяла им вслед, что, казалось, стоило ей огромных усилий — каждый раз, когда собака отважно тявкала, ее тело так содрогалось, что она едва не падала.
— Молодец, девочка, — похвалил Андрей, тяжело дыша.
Лайка смотрела на него круглыми глазами, не понимая, почему было сразу не сказать, что от нее требуется всего лишь очень быстро бегать.
Словно массивные летающие корабли, пеликаны сделали круг и всей стаей приземлились на пляж на достаточно безопасном расстоянии, откуда продолжали следить за чудаковатым прохожим и его собакой.
По дороге домой Лайка бегала широкими кругами и вилась восьмерками. Он купил ей банку лосося.
Йосип положил три тысячи динаров под бетонный блок и оставил записку, что этот раз точно последний и что ему нужны негативы. Остальные деньги Эриха ушли исключительно на приятные покупки. Он пригласил Яну прогуляться и подарил ей золотой браслет. Купил новый пазл для дочки с собором Святого Петра в Риме. Себе он хотел купить электронные часы, но в итоге раздумал и решил сделать подарок жене.
Уже много лет они не дарили друг другу подарков, поэтому Катарина считала, что она единственная в семье, у кого бывают дни рождения.
Йосип купил жене цветной телевизор, и она схватила его прямо вместе с коробкой и отнесла к себе в спальню.
— Может, подключить? — предложил Йосип. — Там комнатная антенна.
Она пробуравила его взглядом монгольской царицы, только что раскрывшей заговор против себя, и захлопнула дверь.
Катарина, пуская слюни, вывалила тысячу деталей пазла с собором Святого Петра на ковер и позвала:
— Скорее, папа!
Андрей проигрался за пару часов, и все из-за одной опрометчивой ставки — в какой-то момент перед ним лежало фишек на целых десять тысяч динаров. Еще немного, и он станет очень хорошим игроком, а значит, заслуживает второй попытки. Подождать месяц-другой, и опять за деньгами к Тудману. А потом оставить его в покое. Андрей даже подумывал, не поделиться ли выигрышем, если получится сорвать в казино крупный куш. Тогда вместе с негативами и последними снимками он вручит своей жертве сумму, которая все загладит. «Ваш неизвестный друг» — подпишется он. Но сперва нужно раздобыть еще пару тысяч динаров.
Андрей ощущал прилив сил, потому что ему везло. Профсоюз работников почты предложил ему неоплачиваемую, но все же почетную должность. К тому же удавалось неплохо навариться, вскрывая конверты. Вел он себя, конечно, осмотрительно: письма от соотечественников, уехавших на заработки в Германию, не трогал, заказные письма и вовсе были табу, но если какой-то заграничной бабушке по глупости и жадности приходило в голову положить в конверт деньги на вожделенный именинный подарок внучке, а сам конверт отправить без уведомления,
Лайка лежала в своей корзинке, а ее хозяин за кухонным столом сортировал почту, воображая себя вождем, мимо которого проносят дань покоренных народов. Именно он, Андрей, решал, кто получит причитающееся, а кто нет. Наиболее беспощаден он был с письмами для постояльцев гостиницы «Эспланада». Их он часто выбрасывал, особенно если не понимал язык. Ему казалось, что это даже патриотично.
Часть вторая
Наступил ноябрь, пеликаны улетели. Очень уж они разборчивые — мест потеплее хоть отбавляй, но более красивое и приятное пристанище, чем их городок, отыскать сложно. Дни не такие жаркие, как летом, по ночам свежо, но еще не слишком холодно. Городок грациозно лежал в бухте, наслаждаясь собственной неувядающей красотой и наблюдая за прибывающими и уходящими в синее море рыбацкими лодками и моторными яхтами, будто старая дама, некогда вальсировавшая с юным кайзером Францем Иосифом, а теперь сидевшая на обочине танцплощадки, где кружились молодые парочки. Иностранные туристы в это время года почти не приезжали, что было даже приятно — не приходилось делить родные места с чужаками. Теперь в Старый город по вечерам стягивалась молодежь из бетонных новостроек. Они приезжали на трескучих мопедах в поисках развлечений, недоступных в их районе: только здесь были кафе, гриль-бар и даже павильон с игровыми автоматами. В Белграде недавно открылся первый в коммунистической стране «Макдоналдс», но до столицы слишком далеко.
Субботним вечером Йосип, по обыкновению, сидел на террасе кафе «Рубин» со стаканом пива. Как всегда, в окружении старых товарищей, друзей и соседей. Именно к ним он мог обратиться за помощью, если бы пришлось. Шантажист снова требовал денег, на этот раз вдвое больше. К письму прилагался снимок по такому случаю: Йосип у Яны между ног.
Даже если бы он желал заплатить, деньги все равно кончились. Придется брать в долг. Или посоветоваться с кем-то предприимчивым, кто поможет найти решение получше. Рядом сидел Маркович, водитель автобуса. Он собирался заступать на смену, поэтому пил только колу. Это был мужчина крупного телосложения в вечной кожаной жилетке, и от него пахло. Йосип с ним не особо дружил, к тому же Маркович не отличался умом и зарабатывал слишком мало, чтобы занимать у него деньги. Аптекарь Кневич, наоборот, состоятельный, но педант, считавший себя вправе толковать мировые новости для всей террасы. Перед ним не хотелось быть в долгу. Шмитц из фотоателье вполне подходит: мягкий и сговорчивый. Проблема Шмитца в том, что в войну он сотрудничал с немцами, а еще он страшный антисемит. Скелеты в шкафу здесь есть у каждого. И это давно стало частью жизни: в таком маленьком городке ничего другого и не остается. Хотя Шмитц в свое время делал фоторепортаж с его свадьбы, Йосип даже представить себе не мог, чтобы довериться такому человеку.
Когда заходящее солнце на площади уже выглядывало из самых низких дыр в темной кроне платанов, Кневич решил высказаться о президентских выборах в США и предположил, что победит Дукакис.
Остается только Марио. Партизан и сотоварищ еще из того, великого времени. Они даже родились в один день одного года. С Марио он был дружен больше всех, когда-то помогал ему строить дом на склоне, немного севернее фуникулера. Йосип недели напролет клал кирпичи, рыл стоки для канализации, вместе они выложили гранитом пол в ванной. К сожалению, теперь они уже не так близки, как раньше. Наверное, слишком большой стала разница: один успешный и счастлив в браке, другой кое-как сводит концы с концами, и дома сплошная катастрофа. Хотелось бы по-другому, но так уж вышло: подобное развитие событий подрывает основы равенства, на которых зиждется любая дружба.