Перед лицом Родины
Шрифт:
«Не иначе как полюбовник, — сокрушенно покачивала головой старуха. Бесстыжая, муж-то у нее какой, она спуталась с этим черноглазым разбойником…» Но она помалкивала. Ее, дескать, дело маленькое, разберутся хозяева сами…
Но время шло. Прошли и Надины страхи, а с ними и подозрения домработницы. В памяти Нади визит брата Константина стал блекнуть, а если он и вспоминался когда-либо, то как неправдоподный сон.
Лишь однажды ей пришлось немного поволноваться. Получилось это так.
Падцерица ее Лида, теперь уже вполне сформировавшаяся,
Как-то за ужином, как бы между прочим, Лида сказала мачехе и отцу:
— У нас, при университете, на курсах по подготовке в вуз учатся несколько уже пожилых рабочих. Мы в своей комсомольской организации решили подзаняться кое с кем из них, наиболее отстающих, чтобы подтянуть их к экзаменам… Меня тоже прикрепили к одному такому… Сегодня он должен прийти, заниматься будем… Вы не возражаете?
— Мне вы не помешаете, — сказал Аристарх Федорович. — Я буду в кабинете работать, а вы тут, в столовой, устраивайтесь.
— Хорошо, папа, — промолвила Лида. — А если будем мешать, так мы можем и куда-нибудь уйти заниматься…
— Нет, мне вы не будете мешать, вот матери может быть.
— Надежда Васильевна, — видя, что та молчит, обратилась к ней Лида, как вы на это смотрите? Может быть, мы вам будем мешать?
— Да ладно, — поморщила лоб Надя. — Занимайтесь. Я в спальне побуду, мне надо сегодня письма писать…
После ужина послышался звонок. Пришел курсант. Аристарх Федорович закрылся в своем кабинете, Надя — в спальне.
— Садитесь, товарищ Воробьев, — пригласила Лида пришедшего, сама тоже садясь за стол.
За эти годы внешне Воробьев ничуть не изменился, по-прежнему был цветущ и розовощек, хотя теперь ему стукнуло уже тридцать восемь лет. Выглядел же он лет на десять моложе.
После того как Воробьев явился в органы государственной безопасности с повинной, его амнистировали. Он снял комнату в Ростове и устроился работать на завод «Красный Аксай». На заводе он научился токарному делу. Вскоре женился на хорошей девушке, работнице того же завода. У них родился сын.
Так было и наладилась жизнь у Воробьева. Вдвоем с женой они зарабатывали неплохо. На заводе Воробьев был передовым рабочим, новатором, много дал рационализаторских ценных предложений. Администрация поговаривала о назначении его мастером цеха.
Воробьев был доволен своей жизнью. Приходя после работы домой, отдыхая на диване и играя с сыном, взгромоздившимся к нему на грудь, он говорил жене:
— Я со страхом, Маша, думаю о своем прошлом… И что, если б у меня вдруг не хватило мужества пойти с повинной в НКВД, я бы продолжал гнусную жизнь диверсанта, шпиона, предателя своей родины. Ужас!..
— А сейчас ты, Ефим, счастлив? — спрашивала жена.
— Человеку, конечно, трудно угодить… В каких бы прекрасных условиях он ни жил, ему все кажется недостаточно, хочется лучшей жизни… Хотел бы и я, чтобы мы с тобой лучше жили. Но дело не в этом. Главное у меня все есть: любовь моей милой жены и ласка ребенка… Остальное при нашем желании все придет… Мы с тобой молоды, будем учиться… Достигнем многого.
Но счастье Воробьева продолжалось недолго. Однажды, спеша на работу, жена его, Маша, намереваясь вскочить на подножку проходившего трамвая, поскользнулась и попала под колесо. Ею всю искромсало…
После смерти жены Воробьев затосковал. Он отдал ребенка своей матери, которая жила в Усть-Медведице. Сам же решил учиться. Стал хлопотать об этом. Его приняли на курсы по подготовке в вуз при Московском государственном университете. И вот теперь курсы эти он заканчивал и готовился к экзаменам.
В Усть-Медведицкой станице он когда-то закончил реальное училище, затем учился в юнкерском. Но это было давно, все уже перезабыл. На курсах, кроме него, было и еще несколько великовозрастных курсантов из рабочих, которым требовалась помощь в подготовке к экзаменам. Вот комсомол университета и решил оказать им такую помощь.
Таким вот образом и попал Воробьев на учебу к Лиде Мушкетовой.
В этот вечер занимались по математике часа два. Потом Лида сказала:
— Ну, на сегодня хватит.
— Да, пожалуй, хватит, — согласился и Воробьев и стал собирать свои тетради.
— Не хотите ли вы стакан чаю, Ефим Харитонович? — спросила Лида.
— Да уже поздно.
— Ничего, мы еще не скоро будем укладываться спать… Харитоновна! — позвала Лида старуху. — Вскипятите, пожалуйста, чайку…
— А он у меня уже вскипячен, — ответила та.
— Ну, тогда дайте нам по стакану чаю…
Старуха принесла чайник, расставила на столе посуду.
— Может, и папаша будет пить? — взглянула она на Лиду.
— Возможно. Папочка! — приоткрыв дверь в кабинет, сказала Лида. Будешь чай пить?
— Стакан выпью.
— Ну иди!
Минуты через две из кабинета вышел Аристарх Федорович.
— У нас гости, оказывается, — сказал он. — Здравствуйте, молодой человек.
— Здравствуйте, профессор, — почтительно ответил Воробьев, поднявшись.
— Как вас прикажете величать? — спросил Аристарх Федорович.
— Его зовут Ефимом Харитоновичем, — ответила за Воробьева Лида. Харитонович. — Уж не брат ли вы нашей няне? — засмеялась она. — Она ведь тоже Харитоновна.
— Надя! — крикнул Аристарх Федорович. — Ты не спишь?
— Нет, — отозвалась та из спальни.
— Иди и ты с нами чай пить… Тут нас целая компания собралась.
— Иду!
— Чаепитие, — заметил Аристарх Федорович, — уж такое священнодействие, на котором обязательно должна присутствовать вся семья…