Пернатый змей
Шрифт:
Такие спокойные, тихие, смуглые крепыши, как маленькие мужчины, две серьезные фигурки и обессилевшая птица!
Кэт вернулась к книге, но раздражение мешало ей читать. Она услышала плеск упавшего в воду камня. Утка была на воде, но теперь веревка явно была привязана к камню и не давала ей уплыть. Она качалась на волнах ярдах в двух от берега. А два маленьких настоящих мужчины хладнокровно, с мрачной настойчивостью подбирали камни и, по-индейски свирепо целясь, швыряли в слабо трепещущую крыльями птицу: очень метко. Мальчуган в красных лохмотьях стоял, как маленький индейский
Как подхваченная ветром, Кэт помчалась к воде.
— Ах, вы, негодники! Скверные мальчишки! А ну, убирайтесь! Прочь отсюда, скверные мальчишки! — со сдержанной строгостью крикнула она.
Круглоголовый кроха глянул на нее черными взрослыми глазами, затем оба бросились наутек и исчезли.
Кэт подошла к воде и достала мокрую, теплую птицу. На хромой зеленоватой лапе болтался обрывок грубой веревки. Утка слабо попыталась клюнуть ее.
Она быстро вышла из воды и остановилась на солнце, развязывая веревку. Птица была величиной с голубя и лежала в ее руке абсолютно неподвижно, словно мертвая, как это бываете пойманными дикими существами.
Кэт наклонилась и сбросила обувь и чулки. Оглянулась вокруг. Ни единого признака жизни в тростниковых хижинах, темнеющих в тени деревьев. Она подобрала юбки и босиком шагнула в горячую воду, скользя и едва не падая на неровных подводных камнях. Возле берега было очень мелко. Стараясь сохранить равновесие, она шла все дальше и дальше, одной рукой поддерживая юбку, а в другой неся теплую, мокрую, неподвижную птицу. Наконец вода достигла колен. Она опустила зеленовато-черную птицу на воду и слегка подтолкнула ее вперед, в чуть мутноватые волны, почти неразличимые в слепящем свете.
Птица лежала, покачиваясь на поверхности бледной, движущейся спермы воды, как тряпка.
— Плыви! Плыви же! — сказала Кэт, подталкивая птицу, чтобы та отплыла подальше от берега.
Но птица то ли не могла плыть, то ли не хотела. Во всяком случае, она продолжала лежать неподвижно.
Однако здесь детям было ее не достать. Оступаясь на камнях, Кэт выбралась обратно на берег, к своему дереву, к своей тени, к своей книге, подальше от ярости солнца. Не в силах вымолвить слова от непроходящего гнева, она поглядывала на птицу и, краем глаза, на тростниковые индейские хижины в темной тени.
Да, птица погружала клюв в воду и встряхивала головой. Она приходила в себя. Но не шевелила лапами. Покачивалась на мелкой зыби, и зыбь относила ее от берега.
— Глупая птица! — нервно сказала Кэт, усилием воли стараясь заставить ее уплыть подальше, на глубину.
Две птицы, два черных пятнышка с белыми точками голов выплыли из бледного сияния озера. Две лысухи, энергично плывшие вперед. Они подплыли к неподвижной птице, и первая ткнула ее клювом, как бы говоря: «Привет! Что с тобой?» И тут же повернулась и, словно забыв о ней, поплыла к берегу, вторая последовала за ней.
Кэт с беспокойством смотрела на пернатую мученицу. Неужели так и не встрепенется? не поплывет за ними?
Нет! Она продолжала лежать на воде, медленно покачиваемая зыбью, лишь иногда встряхивая
Две другие, бодрые птицы уже уверенно, деловито пробирались между камнями.
Кэт немного почитала.
Когда она снова подняла голову, ее птицы не было видно. Но две другие бодро расхаживали между камнями.
Она почитала еще чуть-чуть.
Теперь она увидела грубоватого парня лет восемнадцати в рабочих штанах, большими шагами бежавшего к воде, и маленького мальчишку, с решительным видом спешившего за ним следом, мелькая пятками.
Две лысухи, деловито расхаживавших на мелководье у берега, поднялись на крыло и исчезли в слепящем сиянии.
Но парень в большой шляпе и рабочих штанах, с крутыми индейскими плечами, какие часто вызывали у нее такое отвращение, что-то высматривал среди камней. Она, однако, была уверена, что птица уже далеко.
Нет! Зря она надеялась. Парень нагнулся и поднял мокрую птицу. Волны принесли ее обратно к берегу.
Парень повернулся, держа ее, как тряпку, за конец крыла и протянул мальчишке. Потом самодовольно пошел вверх по берегу.
Ух! как Кэт ненавидела в этот момент этих людей: их ужасную бесчувственность, приземленность. Крутые широкие индейские плечи и мускулистую грудь, а больше всего их надменную походку, вскидывая ноги. Будто пониже спины у них был моторчик.
Подавшись вперед и глядя в землю так, чтобы можно было краем глаза смотреть на нее, не поворачивая к ней лица, парень вернулся к стоявшим в тени хижинам. За ним торопливо и уверенно шагал кроха, уменьшенное подобие мужчины, волоча за крыло несчастную едва барахтающуюся птицу. И время от времени поворачивал круглое черноглазое лицо в сторону Кэт, глядя на нее мстительно, но и с опаской, как бы она снова не набросилась. Смуглый, боязливый мужской вызов большой белой непостижимой женщине.
Кэт смотрела на него из-под дерева.
— Если бы взглядом можно было убивать, я бы убила тебя, щенок, — сказала она. А мальчишка то и дело оборачивал к ней круглое, как циферблат, лицо, с важным видом, хотя и дрожа, шагая к дыре в тростниковой изгороди, в которой исчез парень.
Кэт раздумывала, стоит ли рискнуть и еще раз попытаться освободить птицу. Нет, бесполезно!
Эта страна не могла обойтись без жертвы. Эта часть Америки не могла обходиться без жертвы. Покуда мир стоит, этот континент будет поделен между Жертвами и Мучителями. Что пользы в попытке вмешаться!
Она встала с неприятным чувством, с отвращением вспоминая бестолковую птицу и круглую физиономию надутого щенка, опасливо оглядывавшегося на нее.
У воды по-прежнему было много женщин. В западной, слепящей солнцем, стороне виднелись развалины вилл, церковь, издевательски поднявшая два пальца белых шпилей-близнецов своей колокольни над алыми кронами пламенеющих деревьев и темными манговыми зарослями. Перед ней расстилался довольно грязный берег, над которым в жаре после дождя плыл запах Мексики: вонь экскрементов, человеческих и скота, ссохшихся под солнцем на иссушенной земле, запах сухой соломы и манговой листвы и свежего воздуха с примесью дымка горящих отбросов.