Пертская красавица (ил. Б.Пашкова)

Скотт Вальтер

ние на землю: всадник восседал так высоко, что не доста-

вал каблуками до нижнего края седла. Шапочник прибился

к Смиту и зорко следил за каждым его движением, норовя

не отстать от него, ибо был убежден, что люди действия

производят еще более внушительное впечатление, если

держатся бок о бок. И он пришел в восторг, когда один

балагур-подмастерье, сохраняя самый серьезный вид, без

тени усмешки, громко провозгласил:

– Вот

она, гордость Перта, наши славные мастера –

удалой кузнец из Милл-Уинда и храбрый шапочник!

Правда, парень, вознося свою хвалу, упер язык в щеку и

подмигнул такому же, как сам, шалопаю, но так как ша-

почник не увидел гримасы, он милостиво бросил ему се-

ребряный пенс в награду за почтение к воителям. Щедрость

Оливера собрала ватагу мальчишек, которые бежали за ним

следом с хохотом и гиканьем, пока Генри Смит, обернув-

шись, не пригрозил отхлестать самого бойкого из них,

скакавшего впереди. Мальчишки не стали ждать, когда это

совершится.

– Мы, свидетели, налицо, – сказал маленький человек

на большой лошади, когда съехался с Саймоном Гловером

у Восточных ворот. – Но где же те, кто должен поддержать

нас? Эх, брат Генри! Внушительность – это груз скорее для

осла, чем для горячего коня, у таких молодцов, как ты да я,

она только стеснит свободу движений.

– Я хотел бы видеть тебя хоть немножко обремененным

этой тяжестью, достойный мастер Праудфьют, – возразил

Генри Гоу, – хотя бы ради того, чтобы крепче держаться в

седле, а то ты так подскакиваешь, точно пляшешь джигу

без помощи ног.

– Это я приподнимаюсь в стременах, чтобы меня не

трясло, моя кобылка страшно норовиста! Но она носила

меня по полям и лесам, и я не раз побывал с нею в опасных

переделках. Так что мы с Джезабелью теперь неразлучны.

Я ее назвал Джезабелью в честь кастильской принцессы*.

– Ты, верно, хотел сказать – Изабеллой, – поправил

Смит.

– Что Изабелла, что Джезабель – это, знаешь, все одно!

Но вот наконец и наш бэйли Крейгдэлли с этой жалкой

тварью, с этой трусливой гадиной аптекарем. Они при-

хватили с собой двух офицеров городской стражи с пат-

рулями, чтобы охранять, полагаю, их драгоценные особы…

Кого я поистине не терплю, так это таких вот проныр, как

Двайнинг!

Осторожней, как бы он тебя не услышал, – сказал Смит.

– Поверь мне, добрый шапочник, этот худышка, этот ме-

шок с костями может оказаться пострашнее, чем двадцать

таких здоровяков, как ты.

– Тьфу! Смит, шутник, ты меня дразнишь, – сказал

Оливер,

приглушив, однако, голос и опасливо оглядывая

аптекаря, точно хотел высмотреть, какой же мускул, какая

черта его тощего лица или тельца выдают затаенную уг-

розу. Успокоенный осмотром, он храбро добавил: – Кля-

нусь мечом и щитом, приятель, я не побоялся бы рассо-

риться с десятком таких Двайнингов. Что может он сделать

человеку, у которого в жилах течет горячая кровь?

– Он может дать ему глоток лекарства, – коротко от-

ветил Смит.

Было некогда продолжать беседу – Крейгдэлли крикнул

им, что пора двигаться в путь на Кинфонс, и первый пока-

зал пример. Кони трусили неторопливой рысью, а у всад-

ников пошел разговор о том, какого приема они могут

ждать от своего мэра и примет ли тот к сердцу их жалобу на

дерзкое нарушение их прав. Больше всех как будто скло-

нялся к сомнению Гловер и не раз заводил речь в таком

духе, что, казалось, он хотел навести спутников на мысль

вовсе отказаться от затеи и замять дело. Однако он прямо

этого не предлагал, страшась, как бы не возникли криво-

толки, если он даст людям заподозрить, что не спешит от-

стаивать честное имя своей дочери. Двайнинг как будто

разделял его взгляд, но высказывался осторожней, чем

утром.

– В конце концов, – сказал бэйли, – когда я подумаю,

сколько благ и даров перепало милорду мэру от нашего

доброго города, я не могу помыслить, что он отнесется

равнодушно к нашей беде. Не одна большая барка, гру-

женная бордосским вином, отчалила от южного берега,

чтобы сдать свой груз у замка Кинфонс. Я знаю, что го-

ворю, раз я сам торгую заморским товаром.

– А я мог бы порассказать, – завел своим скрипучим

голосом Двайнинг, – о затейливых лакомствах, об орехах в

меду, о караваях пряного хлеба и даже о печеньях с той

редкостной и вкусной приправой, которая зовется сахаром.

Все это отправляют туда всякий раз, как празднуется

свадьба, или крестины, или что-нибудь в этом роде. Но

знаете, бэйли Крейгдэлли, вино разопьют, сласти съедят, а

дарителя позабудут, как только исчезнет их вкус во рту.

Увы, сосед! Где оно, минувшее рождество? Там же, где

прошлогодний снег.

– Но были еще и перчатки, наполненные золотыми

монетами, – напомнил судья.

– И я знаю мастера, делавшего эти перчатки, – вставил

свое слово Саймон, потому что как ни был он занят своими